Добежав до одного из таких мест, которое было немного более заметным, чем другие, полицейский предпринял отчаянный прыжок, но приземлился в центр ямы, которая оказалась высохшим прудом с водяной растительностью, причем упал он с такой силой, что вывихнул лодыжку.

– У тебя всё в порядке? - спросил один из двух подбежавших полицейских. - Жив?

– Все в полном порядке! - объявил упавший. - Будь прокляты эти кочки!

– Боб, ты же не хочешь сказать, что угодил в крысоловку?

– О, будь ты проклят! Именно туда-то я и попал!

– Ты собираешься сидеть здесь или ты все-таки выйдешь? Простудишься же.

– Кажется, я вывихнул лодыжку.

– Да?

– И мое дыхание сбито минимум на месяц. Почему ты не можешь бегать быстрее? Будь ты попроворнее, мы бы поймали этого субчика, клянусь!

– Я споткнулся о кресло, он выпрыгнул в окно, я выбежал в дверь.

– А я запутался в вожжах, а он спасся благодаря своим длинным ногам. Я тебе скажу так, Вилкинсон, если бы я мог родиться заново, и хотел родиться бегуном, я бы заказал себе у Господа пару длинных ног.

– Почему?

– Ты даже не представляешь себе, как он несся по земле. Это было прекрасно, только следовать за ним было тяжело.

– Настоящая гончая!

– Да, или что-то вроде того; он выглядел как настоящая летающая тень.

– Хорошо, вставай и иди назад. А я его еще поищу.

– Послушай, если ты побежишь за ним дальше, то попадешь в лес и там будешь ходить кругами как белка в колесе, заблудишься и не сможешь выбраться. И там тебя никто не покормит.

– Я тоже так думаю, - сказал третий.

– Хорошо, тогда пойдем назад оба, нам никуда не нужно бегать, хотя, можно было бы и бежать за ним дальше.

– Ни к чему хорошему это бы не привело. Я не спешу назад, поверь мне.

Три преследователя медленно вернулись после своей тщетной погони по своим следам. Бежали они так быстро, что едва нашли обратную дорогу.

– Как же сильно я ударился об этот столб, - сказал один из них.

– Да, а я ударился об ограду, которой, благодаря такому лунному свету, не было видно. Я ударился о нее животом. Никогда в жизни не испытывал такой боли. Это можно сравнить с горячим углем, который неожиданно сунули в живот.

– О, вот дорога. Я должен дойти до дома, от которого начал погоню. Я обещал им объяснить все. Я пойду и расскажу им.

– Как хочешь. Я подожду с лошадьми, потому что есть вероятность, что Боучемп вернется и украдет их.

Полицейский, который первым вошел в комнату, вернулся к Баннервортам и сказал:

– Я обещал вам, что дам объяснения тому, свидетелями чего вы стали.

– Да, - сказал Генри, - мы ждали вашего возвращения с нетерпением и любопытством. Что все это значит? Я, как и все здесь, совершенно не понимаю, что произошло.

– Я объясню вам. Человека, который был здесь и который известен под именем Варни, зовут Френсис Боучемп.

– В самом деле? Вы уверены в этом?

– Да, совершенно уверен. У меня есть приказ арестовать его под любым из этих имен.

– В каком преступлении его обвиняют?

– Я расскажу вам: дело в том, что его... повесили.

– Повесили? - разом воскликнули все присутствовавшие.

– Что вы имеете в виду? - спросил Генри. - Я не могу понять, что вы имеете ввиду говоря "повесили".

– То, что я сказал, нужно понимать буквально.

– Прошу вас, расскажите нам об этом. Нам очень интересно это, продолжайте, сэр.

– Хороню, сэр, Френсис Боучемп был повещен за убийство. Да, повешен, обычная казнь на глазах у собравшейся поглазеть на такое представление толпы.

– Господи! - воскликнул Генри Баннерворт. - Но это невозможно. Мертвый человек - и вдруг ожил? Вы шутите над нами.

– Нет, - сказал полицейский. - Вот мой ордер, такие вещи не делаются ради шутки.

Говоря это, он предъявил ордер, который был доказательством того, что то, о чем он говорил, было правдой.

– Как же такое возможно?

– Я расскажу вам, сэр. Этот Варни был обычным разбойником с большой дороги, картежником, мошенником и убийцей. Его и повесили, в свое время. Затем его тело сняли с виселицы и передали кому-то для изучения. И какому-то хирургу с неким палачом Монтгомери удалось вернуть преступника к жизни.

– Но я всегда думал, что при повешении у людей ломается шея; это происходит хотя бы под воздействием веса тела.