– Верно, – подтвердил Ледяной Олаф, и Йозеву отчего-то стало неуютно, – они не видели никого, кроме дозорных, не снизошедших до рыбаков и торговцев. Йозев, приказ по эскадре: «Ждать приказа. Быть готовым к повороту...» Ты хочешь что-то сказать?

– Ты шарахаешься от тени, – капитан и адмирал перешли на «ты». В присутствии подчиненного.

– Тени сами по себе не появляются. – отрезал Олаф. – Йозев, ноги в руки...

– Отто Бюнц передает, – выскочивший на бак сигнальщик напоминал выхваченного из воды ерша. – «До полусотни вымпелов, в боевой линии, курс восток-северо-восток».

– Этого не может быть, но оно есть, – как не походила эта улыбка адмирала на недавнюю. – Бюнц не Вернер. Это не тень, Адольф. Это Альмейда.

– Но как...

– Неважно как! – адмирал отошел к борту, отвернулся. Йозев видел прямую спину, коротко остриженные волосы, шпагу в видавших виды ножнах. Адмирал смотрел на свои корабли, а лейтенант на адмирала, за которого был готов немедленно умереть. Не за кесаря, не ради славы и орденов, как ему мечталось еще утром, а вот ради этого высокого худого человека с разными улыбками.

Кальдмеер странно дернул головой, словно ответил кому-то невидимому, и повернулся.

– Приказ по всей линии – поворот «Все вдруг». Команду над арьергардом принимает шаутбенахт Бюнц, он же ведет колонну. Курс на караван. Всех не занятых при маневре офицеров – ко мне!

– Мой адмирал, – растерялся «ерш». – Команду над арьергардом принимает...

– Шаутбенахт Бюнц, – с нажимом повторил Ледяной Олаф.

– Есть, господин адмирал, – сигнальщик опрометью бросился вниз, только спина мелькнула.

Флаги резво побежали по фалам, не прошло и пары минут, и, словно пытаясь их догнать, под несмолкающие боцманские свистки бросились вверх марсовые. «Ноордкроне» сначала неохотно, а потом все уверенней разворачивалась вправо, остальные отставали. Немного, но достаточно, чтобы притихшая было гордость подняла голову. Если идти в бой, то на флагмане, под брейд-вымпелом Ледяного Олафа.

Пусть не будет ни штурма, ни высадки, Хексберг подождет. Положение, в котором они оказались, не из лучших, но силы равны, а Кальдмеер – лучший из живущих адмиралов. Но как же паршиво, что ближе всех к фрошерам оказался Вернер.

Разворот был окончен. Щитоносная коронованная дева уже указывала мечом на нового противника, а «Кунигунда» еще пыталась вернуться в линию. Ну сколько можно возиться?

– Господин адмирал, – старший офицер попробовал доложить по всей форме, но Кальдмеер лишь рукой махнул.

– Без докладов, – взгляд адмирала был прикован к мачтам, – подождем известий.

Офицеры, давно одетые для боя, один за другим взбегали на ют, отдавали честь, становились в строй. Серьезные лица, иссиня-черные мундиры, серебряное шитье, белые перчатки... Цвета флота Дриксен, цвета зимнего моря в шторм. «Сквозь шторм и снег!» – начертал на морском штандарте Людвиг Гордый, и это не пустые слова. Они выиграют этот бой, обязательно выиграют.

Вернулся фок Шнееталь, прибежал судовой лекарь, заметался вдоль борта, увидел священника, подошел к нему. Отец Александер тронул орденский знак, его лицо было спокойным и уверенным.

– «Бюнц докладывает, – лицо Блаухана было серым, как матросская куртка, – у противника около семидесяти вымпелов без легких кораблей».

– Проклятье, – рука Кальдмеера метнулась к шраму, – он привел их всех!

Семьдесят! А Доннер связан по рукам и ногам. Знал ли Бешеный про Альмейду? Если знал, оторваться от него будет непросто...

– Господа, – а вот теперь голос адмирала и впрямь стал ледяным, голос и глаза, – очевидно, что наше предприятие провалилось. Теперь наш долг – спасти тех, за кого мы в ответе перед кесарем, Создателем и своей совестью. Блаухан, передайте Доннеру: «По возможности выйти из боя и следовать за нами». Всем: «Защищать караван». Купцам: «Держаться вместе и уходить в море». Возвращайтесь на свои места, и храни вас Создатель. Горнисты, «Дриксен верит своим морякам».

Пели горны, скрипели снасти, быстро стучали сапоги, бешено колотилось сердце, не от страха, от ожидания!

– Такие дела, Адольф, – неожиданно тихо сказал Кальдмеер, глядя на бьющегося на ветру лебедя, и подтянул узел на шейном платке, словно душу застегнул. – Выходи из линии и ставь все паруса. Я не могу во время боя болтаться в хвосте. До схождения больше получаса, мы успеем выйти хотя бы в середину.

– Что все это значит? – сварливо осведомился фок Хохвенде, уставив длинный палец в сторону разворачивающегося флота.