Шрифт:
– Моих трудов? Пожалуйста. Около пятидесяти, не считая трех больших книг, Я считаюсь специалистом по стилю Льва Толстого. Кроме того, я изучаю особенности русского хореического стихосложения...
"Не выглядит ли это хвастовством?
– подумал профессор и даже покраснел.
– Перед кем?"
– Сколько времени вам понадобилось, - продолжала допрашивать машина, на изучение особенностей стиля Льва Николаевича Толстого?
– Восемь лет, - подумав, честно ответил Леонид Александрович.
– Вы могли бы провести восемь лет значительно плодотворнее, я бы сделала эту работу за один день. Вы и теперь будете отказываться признавать меня разумным существом?
– Да, да, отказываюсь!
– закричал профессор.
– Вы забываетесь, милая...
– Я никогда и ничего не забываю. Но мы возвращаемся на исходные пози...
– начала машина и вдруг замолчала.
Дверь в зал отворилась, и вошел с извинениями Владимир. Профессор, тяжело дыша, протирал носовым платком очки.
Володя с подозрением глянул на него и спросил:
– Леонид Александрович, скажите, здесь за мое отсутствие ничего не произошло?
– Что вы хотите сказать?
– вздрогнул профессор. Ему вдруг показалось, что машина смотрит на него умоляющим взглядом своих зеленых глаз и просит не выдавать ее.
– Да знаете, моя красавица иногда начинает выкидывать коники. Мы ее потихоньку учим разговаривать, но она, кажется, становится слишком болтливой. Придется добавить парочку сдерживающих контуров. Давайте, я вам ее продемонстрирую.
– Нет, нет!
– вскочил со стула профессор.
– Извините меня, я должен идти, я должен идти, как-нибудь в другой раз.
– До следующей встречи!
– это сказал не Володя, но профессор не смог бы ответить, раздались ли эти слова в действительности или только в его воображении. Он шел скорым шагом, так глубоко задумавшись, что гардеробщице пришлось ловить его в дверях, чтобы накинуть пальто и шапку.
А Володя, усаживаясь за пульт и раскладывая какие-то бумаги, вдруг громко захохотал.