–  У меня тоже не хватает, - признался начальник и опустил миску на стол, в которую жгут из каши убрался моментально, как змея в сосуд у заклинателя.

–  Бриллиант "Санси" носил при себе Карл Смелый, чтобы сохранить жизнь, но был убит в сражении. Позже был убит слуга, который вез камень во дворец. Бриллиант считался потерянным, но догадались вскрыть могилу слуги и в желудке нашли этот камень...

–  Когда нас завтра вскроют, то в желудках найдут эту резину, - решил водитель грузовика.

Начальник партии встал, подошел к бочонку с капустой, взял банку, откуда Рябинин черпал соль, и громко прочел наклейку:

–  Сода.

–  Случаем, не каустическая? - поинтересовался геофизик.

Но тут как укушенная вскрикнула томная Люся, и все обратились к ее миске. Из бледно-салатной каши торчала черная лапа гигантского насекомого такие здесь и не водились. Геофизик потянул за нее...

Из каши вылезло странное существо, каких в природе не было и быть не могло. Два громадных глаза на двух лапах... Но Рябинин существо узнал - это были его очки, завязанные бантиком...

Он растерянно глянул на Машу Багрянцеву - ее карие невыгоревшие глаза смотрели на Рябинина нежно, а ее далекая улыбка как бы приблизилась и светила только ему. И невмещаемая радость опалила Рябинина...

–  Еще и ухмыляется! - своим кожаным голосом возмутился начальник.

–  Вы с ума сошли, - повторил Рябинин.

–  А-а, все-таки сошла? Тогда вызывайте "скорую", вызывайте!

Она ткнула кулаком в телефонный аппарат, который зло огрызнулся дряблым звоном. Это звяканье вдруг отрезвило Рябинина, возвращая к здравому смыслу.

–  Жанна, да с чего вам пришла такая мысль?

–  Я забыла, вы же следователь. Вам нужны доказательства, да?

–  Ведь какая-то нелепость...

Она рывком села к столу, обдав Рябинина душистым, почти летним ветерком. Ему казалось, что сейчас в ее лице все подвижно и все живет своей нервной жизнью: застеленные слезами глаза, дрожащий носик, ломкие брови, резиновые губы...

–  Вы с ней вместе работали, так?

–  Работал.

–  Вы ее любили, не так ли?

–  Любил, - чуть замешкался Рябинин, не уверенный, что должен признаваться даже ее дочери.

–  А вот еще доказательство...

Она затрясла сумку, вдруг позабыв, как та открывается. Рябинин ждал, опять теряя ощущение реальности, - любовь, доказательства, его дочь... Но доказательство она достала и положила перед ним веско, как официальную справку. Опять письмо Маши, кусок ее письма. Тот же крупный и ровный почерк, те же самые чернила...

"Мама, а Рябинин, о котором я тебе писала, влюбился. И в кого, думаешь? В меня. Хороший мальчик и цельная натура. Не знаю, как и быть".

–  А что написано дальше?

–  Об этом все.

Будь Рябинин волшебником, сделал бы эту Жанну бестелесной и невидимой, растворил бы ее в воздухе, перенес бы куда-нибудь за стены прокуратуры - или сам бы птицей взмыл на крышу с этим письмом в клюве... Хотя бы на десять минут, на одну бы минутку. Чтобы посидеть с ожившими строчками наедине и слиться с их смыслом и с тем временем...

–  Жанна, а дата стоит под письмом?

–  Мама никогда не ставила дат.

–  Оно написано, когда вы уже были на свете.

–  Но вы работали с ней и раньше.

–  Нет, я работал с ней только один сезон.

–  Я совсем не похожа на своего отца...

–  Но вы и на мать не похожи.

–  Странно...

–  Пути наследственности неисповедимы, Жанна.

–  Тогда извините меня...

Она успокоилась - даже поправила волосы, растрепанные нервной вспышкой. Приходил в себя и Рябинин. И чем шире разливалось в нем спокойствие, тем сильнее одолевало удивление. Как же так... Уверовать в его отцовство по нескольким строкам о любви? Ну да, если любовь... Рябинин неприятно ухмыльнулся:

–  Если любовь, то должны быть и дети. Так, что ли?

Она, опустошенная своим взрывом, вяло согласилась.

–  В жизни - так.

–  Женщина, а ничего не знаете о любви.

В начале их разговора она бы взвилась, а теперь лишь лениво прикрыла глаза:

–  А кто о ней знает...

–  Я! - нахально бросил Рябинин.

Она улыбнулась живей, уже с подошедшей силой, уже с иронией. Видимо, ей стало забавно.

–  По крайней мере, больше вашего, - чуть отступил Рябинин.