Пантелеймон Сергеевич Романов
Наследство
Поезд медленно взбирался на подъем. В стороне от полотна дороги виднелась усадьба с елками.
Посередине зеленой лужайки с бывшими когда-то цветниками возвышалась груда битых кирпичей и мусора. А по сторонам стояли с раскрытыми крышами амбары и сараи, с сорванными с петель дверями и воротами.
– Вон они, умные головы, что тут наработали, - сказал сидевший у окна вагона рабочий в теплом пиджаке и шапке с наушниками.
– Заместо того чтобы народное добро сберечь, они по ветру его пустили.
– У нас тут везде так-то, - отозвался сидевший против него мужичок в полушубке, поминутно почесывавший то плечо, то под мышкой.
– Я сторожем в саду был у нашего помещика, - вроде как садовник, - так все по бревну растащили. Дом был громадный, полы эти, как их... паркетные были, а в сенцах пол мраморными плитками весь выстелен был. Так их ломали, эти плитки-то, да таскали домой. Через месяц на этом месте только куча кирпичей осталась, не хуже этого. Вот, ей-богу.
– Ну, вот, - сказал рабочий, - от большого ума.
– Потом сторожем меня от обчества к усадьбе приставили от разграбления, продолжал мужичек.
– Что ж ты, сторожем был, а у тебя только кирпичи остались?
– Одна проформа, - сказал мужичок, махнув рукой и посмотрев в окно.
– Им говоришь, а они: "Мы, говорят, тебя поставили, значит, мы хозяева. А то, говорят, вовсе прогоним, если воровать мешать будешь". Ну, недели две всего и посторожил.
– А от кого сторожил-то?
– спросил кто-то.
– От кого... А кто ее знает, от кого. Для порядка, - сказал мужичок.
– Да мне и не платили ничего, только что сам утаишь, то и есть.
В это время вошел новый пассажир, малый в картузе с острыми краями и с причудливой тросточкой, так что все сначала посмотрели на тросточку, а потом уже на него.
– Можно сказать, в наследство богатство досталось, - сказал рабочий, бросив взгляд на тросточку, - и ежели бы люди с разумом да с образованием, так тут бы таких делов наделать можно. Небось сами в закутах живете, а какой домино своротили ни за что.
– Я тут ни при чем, - сказал мужичок, - я брал, что без лому. И другие бы ничего. А тут в соседней деревне как стали тащить, поневоле себе... Там целыми возами возили.
– Целыми возами!
– сказал старичок из мещан в пиджаке и с толстым шарфом на шее, придвинувшись поближе к говорившим.
– Умные головы...- сказал опять рабочий, угрюмо глядя в окно, - заместо того чтобы с пользой употребить, они его по бревну...
– Покамест ты их с пользой-то будешь употреблять, от них щепки не останется, - сказало дружно несколько голосов.
– Сначала захвати, а потом будет что с пользой употребить, - сказал еще голос невидимого пассажира откуда-то сверху. Очевидно, он лежал на самой верхней полке и, свесив оттуда голову вниз, слушал, что говорят.
– У нас тоже иные умники так-то вот говорили, все ждали, не трогали, а на поверку остались без всего, - сказал мужичок в полушубке.
– Это что там говорить. Бобы-то разводить всякий...
Рабочий, на которого напали со всех сторон, казалось, был сконфужен и некоторое время не находил что сказать. Потом вдруг обернулся к мужику, который в это время свертывал папироску, положив на колени кисет с махорчиками по углам, и спросил его в упор:
– К какой партии принадлежите?..
Все замерли, повернувшись к мужичку и ожидая, что он скажет.
– Социалисты мы... ну?
– ответил мужичок, глядя прямо в глаза рабочему, как будто он был готов сколько угодно выдержать вопросов.
– Социалисты... Нешто социалисты так должны поступать?
– А как же еще?
– Как...- угрюмо отозвался рабочий, - чтобы всем досталось, вот как.
– Кто не зевал, тем и досталось. Нешто мы запрещали. Я вон сторожем был и то ни слова никому. Вот кабы мы сами воровали, а другим не давали, вот бы тогда другое дело.
– Тогда б вы вовсе жулики были.
– А теперь кто?
– А черт вас знает.
– То-то вот и оно-то.
– Без обозначенья остались...- заметил старичок с шарфом, с улыбкой слушавший разговор.
– Без обозначенья, зато с добром, - сказал сторож, сматывая кисет и держа свернутую папироску в зубах.
– С каким добром?
– С хлебом, с каким же больше... А вон у нашего барина в саду куклы белые какие-то были, так их, конечно...
– Толку мало...
– Мы тоже так-то, - сказал парень с тросточкой, - когда своего разбирали, так думали - конца добру не будет: и хлеба, и всего, а как пошли, так окромя цветочков, да картинок, да финтифлюшек разных, ни черта и нету.