– Командир сто пятьдесят пятом стрелковом дивизии генерал-майор II. Л. Александров привел свое соединение из Барановичей в полном составе, докладывал Григорьев.
– Сто двадцать первая перевозится из Бобруйска по железной дороге и выгружается на станциях Слоним и Лесьна. Командир ее генерал-майор П. М. Зыков приказал поставить вас в известность, что эшелоны с гаубичным полком, специальными подразделениями дивизии и тылами на место еще не прибыли. На тех же станциях выгружается и еще одна дивизия - сто сорок третья стрелковая. Из тридцати семи ее эшелонов, следующих из Гомеля, выгрузились пока пятнадцать.

– А командования сорок седьмого стрелкового корпуса там нет?
– осведомился командарм.

– Первый эшелон штаба корпуса прибудет к утру на автомобилях в Барановнчи. Второй эшелон н корпусные части находятся еще в Бобруйске. Они только начали грузиться, - был ответ Григорьева.

– Вот они, "железнодорожные ножницы"!
– резюмировал Коробков.
– Пропускная способность железных дорог Западной Белоруссии явно уступает транспортным возможностям восточной части республики.

– А кем и как управляются прибывающие дивизии?
– полюбопытствовал мой заместитель полковник Долгов.

– В Лесьyа развернут фронтовой узел связи, и там до середины вчерашнего дня находилась группа командиров фронтового управления во главе с генерал-лейтенантом В. Н. Курдюмовым, - объяснил Григорьев.

– А куда эта группа делась теперь?

– Выехала в Минск. По фронтовые связисты в Лесьна остались. Н через них представители дивизий все время сносятся со штабом фронта.

– Нет, это не то, - заключил командующий.
– Нужно нам немедленно ехать в Миловиды и взять в свои руки управление всеми дивизиями, выходящими на реку Щара. От Миловидов до Лесьны десять километров. На такое расстояния, я думаю, начальник связи провод найдет и свяжет нас со штабом фронта?

Не возражая против этого по существу, я заметил, что со связью у нас с первого часа войны все как-то пошло кувырком. Вместо уставной системы связи "сверху вниз", как правило, складывается обратный порядок: снизу - вверх. Мы ищем связи со штабом фронта, штабы соединений - с нами, штабы частей - со штабами соединений, командиры подразделении - со штабами частей. В результате управление войсками нарушается.

– Значит, будучи начальником оперативного отдела в округе, а затем начальником штаба армии, вы плохо обучали штабных командиров, - упрекнул меня Коробков.

Я не стал оправдываться. Вероятно, в какой-то мере он был прав.

В 4 часа 24 июня мы развернули командный пункт армии и Миловидах и около 5 часов через Лесьну связались со штабом фронта. С корпусами связь по-прежнему поддерживалась только через делегатов.

В начале седьмого командир 28-го стрелкового корпуса прислал донесение о том, что с рассветом против наших войск, обороняющихся на Ясельде, враг бросил свою бомбардировочную авиацию, провел мощную артиллерийскую подготовку и возобновил атаки. Около 6 часов на одном из участков группе немецких танков удались прорвать оборону н выйти на Варшавское шоссе южнее селения Бронна Гура. Второй эшелон моторизованной дивизии контратакует прорвавшегося противника.

Почти одновременно с этим донесением поступило н другое: головные части 121-й и 155-й стрелковых дивизий через час после выступления из Слонима, то есть в 5.00, встретились и завязали бой с танками противника. Генерал Александров получил приказание из штаба фронта занять обеими дивизиями оборону по реке Щара в районе Слоним, и прикрыть направление на Барановичи.

Около 7 часов в Миловиды приехал заместитель начальника штаба 55-й стрелковой дивизии подполковник Т. М. Сидорин. Он доложил, что управление этой дивизии во главе с командиром тоже проследовало к реке Шара. У них находится и командарм, пожелавший лично провести рекогносцировку нового оборонительного рубежа.

К 8 часам поступили сведения от полковника Буданова. Его дивизия и сводный полк моторизованной дивизии сдерживали наступление вражеских войск на рубеже Коссово - Иванцевичи. Остальные части мотодивизии вместе с частями 28-го стрелкового корпуса продолжали обороняться на реке Ясельда. Вражеская пехота подошла к лесному массиву, простирающемся на 20 километров между Березой и Иванцевичами, но проникнуть в лес не смогла.

Эти отрывочные сведения не могли не внушать тревогу. Положение 4-й армии становилось критическим.

Па дорогах появились разрозненные группы военнослужащих, а иногда и целые подразделения, направлявшиеся с фронта в тыл. Среди них находились и трусы, и паникеры, но в основной своей массе это были честные советские люди, оторвавшиеся при отступлении от своих частей и временно оказавшиеся без управления.

В середине дня член Военного совета Ф. И. Шлыков, выслушав доклад ездившего в штаб фронта капитана Макарова, завел со мной такой разговор:

– Давайте, Леонид Михайлович, посмотрим правде в глаза. Что в самом деле у нас получается? Командарм либо молчит с угрюмым видом, либо отделывается общими фразами. Вы тоже высказываетесь как-то неопределенно: ведете речь только о действиях четвертой армии, не связывая эти действия ни с войной в целом, ни даже с обстановкой на Западном фронте. А ведь именно в полосе нашей армии фашистские войска вклинились наиболее глубоко. И для вас, по-видимому, не секрет, что среди бойцов и даже командиров, в том числе и некоторых крупных начальников в тыловых частях и учреждениях, пошли слухи об измене, о том, что армия предана. Надо же наконец разобраться во всем этом.