Я двинулся было за ней, но тесть крепко взял меня за руку.

– Ты что, действительно «совсем» – задавать такие вопросы! – и потянул меня обратно в нишу.

– Но… что я такого сказал?! – недоумевал я, когда мы вернулись на свое место.

– Как что? А тебе понравилось бы, если бы кто-то спросил о таком деле Аганиту?

– О каком деле?..

Но тут нас отвлек новый эпизод, тесть не успел ответить. В «Большой Медведице», которая как раз перемещалась неподалеку, «звезды» вдруг нарушили фигуру: две самые крупные, «а» и «р», более не образовывали прямую с «Полярной» дона Реторто, а круто пошли вниз. «Медведица» издала неподобающий обстановке звук и, расталкивая другие «созвездия», кинулась к выходу. За ней устремились две прозрачные тени, видимо, из охраны. В павильоне возникло смятение, но министр-церемонимейстер энергичными жестами переместил на пустое место несколько второстепенных «звезд» из внешнего круга, расположил их сходной фигурой. И вальс продолжался.

– Ой-ой! – сокрушенно хлопнул себя по бокам Имельдин. – Говорил же я ей, что не удержит!.. Ну-ка, подсади меня.

Я помог ему взобраться на стену, затем с его помощью поднялся сам. Действие разыгралось прямо под нами, но увидеть что-либо в тени тиквой было затруднительно. Судя по звукам возни, а затем – и рыданий дамы, ей не удалось спасти ни «», ни «». Вскоре мы заметили, как тени-охранники удаляются с этими бриллиантами.

– Конечно, что упало, то пропало, – вздохнул тесть. – Особенно, если упало такимобразом. А ведь предупреждал ее, отговаривал!.. Гули, нам пора уходить. А то она сейчас закатит мне скандал при всех, чтобы отыграться, я ее знаю. Половину состояния про… – как будто я виноват!

Неподалеку старая тиквойя простерла толстые ветви над стеной. По ним мы перебрались на дерево, спустились и скоро уже шагали вниз по дороге под луной среди темных стволов. Имельдин расстроено молчал, потом произнес:

– Скупенек, однако, стал светоч наш Зия, ох скупенек! Трудился за королевское «спасибо»… да и то досталось тебе. – Фыркнул и снова замолчал.

…Конечно, он был вправе ждать от этого приема большего. И не за такие дела, как годовая возня с демихомом, Удачное проведение пробы на его прозрачность, король приказывал поднести отличившемуся бриллиант, изумруд или хотя бы рубин, который полагалось проглотить под аплодисменты знати; порой совсем за пустые дела. за связи. И Донесман этот долговязый мог бы в докладе – чем изощряться в оскорбительных выдумках о темнотиках – отметить надлежащим образом заслуги Имельдина. Я сочувствовал тестю.

Мое настроение тоже было неважным – и из-за доклада и оттого, что таким неблагоуханным, постыдным эпизодом завершилось очаровавшее меня зрелище «звездного вальса». Космическое зрелище, космические чувства – и… тьфу!

Но постепенно мы разговорились. Имельдин объяснил, что внутренние украшения должны держаться в пределах тонких кишок – на время их показа, во всяком случае. А эта дама, стареющая и тщеславная, возжелала одна изобразить Большую Медведицу – и тем самым посрамить соперниц. Хочешь не хочешь, пришлось программировать так, что крайние «звезды» окажутся к вальсу в толстых кишках – а от них недалеко и до прямой. Носители украшений умеют сокращениями гладких мышц живота удерживать драгоценности в нужном месте некоторое время, но всему есть предел. К тому же дама своими «линзами» старалась подать себя покрупнее, тужилась. Вот так и получилось.

– Нужно было что-то крепящее ей дать, – сказал я.

– Крепящее? – встрепенулся Имельдин. – А что это? Оказалось, что «лучший медик Тикитакии» ничего не знает ни о крепящих, ни о слабительных средствах! Впрочем, если здраво подумать, удивляться нечему: на острове в ходу медицина для здоровых,а в ней лекарства не в чести. Может, когда-то и знали, да забыли за ненадобностью.

Читатель поймет, с каким удовольствием я на ходу прочел тестю лекцию об известных мне крепящих и слабительныхснадобьях: наконец-то я знаю то, чего здешние медики не знают! И пусть мое знание идет от немощной европейской медицины для больных,а вот пригодилось. Я сообщал ему о свойствах дубовой коры (дубы обильно растут на острове) и дубильных препаратов, об остро-кислых крепящих смесях, о зверобое, чернике и иных ягодах. Затем, перейдя на слабительные, рассказал о действии глауберовой соли и сернокислой магнезии, о самом популярном на кораблях слабительном средстве – морской соли; не забыл о касторовом и миндальном масле, об отварах ревеня, крушины… Имельдинслушал с большим вниманием, задавал уточняющие вопросы.

И только когда мывошли в ночной город, я вспомнил:

– Послушай, но почему так оскорбилась эта «мадам Орион»? Я ведь только и хотел узнать, как она наблюдала неразличимые глазом детали созвездия. И ты ее поддержал, вспомнил Агату… при чем здесь она!

– То есть как «при чем»?! – тесть остановился. – Как это – «при чем»?! Постой… – голос его упал, – значит, вы с Аганитой еще не…?

– Что мы «не»? – я тоже остановился. – Мы не «не», мы да. У тебя вон внук растет, Майкл.

– Да это-то я заметил. Значит, вы еще не… Ну, конечно, откуда тебе знать! А она постеснялась. И я поделикатничал, дурак старый, не спросил, как у вас с этим, не хотел вмешиваться… Значит, и каталог вы еще не начали? Какая же цена тому внуку!.. Ой-ой-ой! – Имельдина не было видно, но, судя по голосу, он взялся за голову. – Бедная моя девочка!

– Почему бедная? Во что вмешиваться? Какой каталог? Что мы «не», можешь ты объяснить!

– Что теперь объяснять!.. Как, по-твоему, для чего в вашем мезонине раздвижная поворотная крыша?

– Для прохлады, – уверенно сказал я. – Мы пользуемся.

– Идиот, – так же уверенно произнес тесть. – За кого я отдал свою дочь! Бедная Аганита! – Было похоже на то, что он снова схватился за голову.

– Послушай, не мог бы ты более внятно выразить…

– Сейчас нет, это возможно только на внутреннем тикитанто. Отложим до утра. Но имей в виду, Барбарите ни звука: испепелит.

И по интонациям я понял, что это не иносказание. Испепелит.