Говорит о военном докторе Кречмане:

– Знаешь ведь, такой смешной, в черных очках ходит... Когда на Соборной площади кашляет - кха! кха!
– на Почтовой улице слышно. Покупать по магазинам идет, напишут ему счета, он их, как солдат, в фуражку прячет. А встретился с дамой знакомой, фуражечку на отлет - галан-кавалер, - полетели записочки во все стороны! А Кречман за ними бегом, палкой их ловит, очки падают, из обоих карманов платки торчат, - господи, косоножка! В гости к нам иногда заходит - вот смешной бывает какой, особенно когда подопьет! А Иван Андрияныч, инженер, вот за которого Лиза выходит, он не особенный из себя так, лупоглазенький, - смотрит на меня, щеку кривит. "Вы что эту щеку кривите? Думаете, хорошо?.. Кто, говорю, так делает? Никто так не делает!" "А это, говорит, у меня просто зуб болит... Ой, как болит!" - "Да вы бы его вырвали!" "Ох, не могу!" - "Почему не можете?" - "Как раз это тот самый зуб, какой я против вас имею!" Всегда что-нибудь сморозит вообще...

Говорит Варенька, точно все спешит рассказать, - и о классной даме Павлунчике, которая "отличилась недавно", и о "началке Евдохе", и о том, каков за последнее время стал ихний батюшка, "pere Антонин".

Костя слушает, и ему так нравится ее голос, теперь, ночью, пониженный и от этого какой-то волнующе красивый, и нравится, что у нее так много веселого обо всех.

Отец Кости - человек мрачный. Он - по хлебной части. Чай пьет вприкуску. Дома - скупо, тесно, грязно, но Костя никому из чужих не жалуется на это: он стыдлив.

Около большого сада купца Стрекачова останавливаются послушать соловья, который лучше морозовского: звончее, колен больше, и они чище.

– Должно быть, старый, - замечает Костя.

– Нет, он просто талантливый, - говорит Варенька.

Луна над этим садом как-то особенно хрустальна и велика на просторе, и глаза Вареньки загадочно блистают. Кажется Косте, что нет и не может быть ничего прекраснее их, и горячим лицом он тянется к ним и касается их невольно. Серчает Варенька.

– Без глупостей!
– говорит она резко.
– И я этого так не люблю, так не люблю!

Она стоит некоторое время, надувшись, и потом, четко ставя ноги, идет назад.

– Куда ты? Варя!

– Я - домой... И не смей провожать: я одна.

– Зачем ты так?
– волнуясь, стремительно догоняет ее Костя. Варенька!..
– Догнал; идут рядом.

– Я с тобой просто гулять вышла, просто так, ну... а ты...

– Я больше не буду этого, прости... Я нечаянно... не серчай...

Несколько времени молча идут назад, но от этой ночи назад идти нельзя только вперед можно.

– Хочешь, еще погуляем немного, только без глупостей, - говорит, наконец, Варенька.

И, повернувшись, они идут снова в ночь, и замечает о себе Варенька, подобрев:

– Я капризуля страшная, ты не думай... я и ногами топать могу и кричать могу, - ты меня еще не знаешь как следует...

Вышли на улицу, кое-где освещенную, несмотря на ночь; главная, Дворянская - магазины.

Вот гастрономический Стрекачова, большой, с зеркальными окнами; внутри горит лампа-молния и гореть будет до часу ночи: при магазине клуб. В окнах так много консервных жестянок разных цветов, ветчина, фрукты, вина, и огромный пухлый кот - желтый, с белыми полосками поперек, сидит на прилавке и куксится.

Вскрикивает Варенька:

– Ах, котище какой! Вот прелесть!.. Страх как люблю!..

Ей хочется добавить: непременно заведу такого, но она добавляет:

– Это он от мышей.

– А сам, небось, втихомолочку пользуется, - говорит Костя смеясь.

– Если бы пользовался, его бы не оставили, что ты!

– Да ведь щекочет в носу... ветчина, например.

– Ну что ж... щекочет: он - ученый.

– До трех часов потерпит, пожалуй, а уж потом...

– Почему это до трех именно?

– Не знаю уж... так мне кажется.

– Это ты по себе судишь?

– Я - куда там! Я бы и часу не утерпел, ха-ха!

– Эх, ты!.. Да не хохочи по-лешему!.. А вон яфские апельсины, вкусные-вкусные... Ну, пойдем посмотрим, какие теперь перчатки модные.

В галантерейном освещена витрина - только не уличным фонарем, а луною. Длинные перчатки развешаны крест-накрест.

– Вон какая теперь мода: белые, лайковые, пуговки черные, большие...

– Всегда они такие были!

– Нет, не всегда! Что ты? Много ты знаешь!.. А вот корсеты - посмотрим пойдем.

– Ну, зачем еще корсеты, дрянь!

– И вовсе не дрянь... Какой ты, Костя, грубый! Тебя просят, - ты должен идти... Вот видишь, голубой с сеткой на всю фигуру? Это - парижский.

– Пойдем к реке, - предлагает Костя, - там теперь замечательно.

– А бабушка?
– вспоминает Варенька.
– И то уж как далеко ушли!

– Ничего, я думаю.

– Может быть, и ничего... Я бы почувствовала. Я тогда почувствую... Ведь у меня рефлексы очень сильные...