Шрифт:
Первыми студийцами МХАТа также стали Владимир Трошин, Владлен Давыдов, Луиза Кошукова, Клементина Ростовцева, Игорь Дмитриев, Ирина Скобцева, Михаил Пуговкин, Константин Градополов, Маргарита Юрьева - все молодые, красивые, полные надежд и энтузиазма. Студийцев не учили, их воспитывали. Каждую неделю приходили великие мхатовские "старики" и беседовали, рассказывали о жизни, о театре, с удовольствием выслушивали мысли молодого поколения, приглашали участвовать в народных сценах и эпизодах. Евгению Ханаеву занимали во всех отрывках, что ставили педагоги, а на третьем курсе даже удостоили персональной стипендии имени Чехова. Ее дипломная работа Татьяна в "Мещанах" - имела шумный успех и восторженную прессу. Спектакль мхатовских студийцев перекочевал на основную сцену и был выдвинут (ни много ни мало) на Сталинскую премию. "Старики" отнеслись к этому факту очень ревностно, и высокая награда "уплыла" в другие руки. Молодые актеры не огорчились, ведь впереди еще много побед и счастливых мгновений! Ах, как они ошибались...
О Ханаевой в те дни писали: "Эта актриса большого диапазона и еще не вполне раскрытых возможностей. Вероятно, ей по плечу значительные характеры, вроде королевы Елизаветы в "Марии Стюарт" или Вассы Железновой". Прежде чем эти слова окажутся пророческими, пройдет более двадцати лет.
"Женя, помни одно: с твоей внешностью на героинь можешь не рассчитывать",- говорили педагоги Евгении Никандровне. А она и не рассчитывала. При этом все понимали, что ее внешние данные не соответствовали ее актерским качествам. Однако в жизни Евгении случилось нечто важное: к ней пришла любовь. Уже на первом курсе она полюбила Костю Градополова, сына знаменитого на всю страну спортсмена и киноартиста. Молодой человек ответил ей взаимностью, и все годы учебы они не расставались. Друзья уже считали их супругами, но на деле все оказалось намного сложнее: Костя и Женя не решались объясниться. Гуляли, учились, репетировали и... молчали. Сегодня подобная ситуация выглядит смешной и нелепой, а тогда это была настоящая человеческая драма.
Закончив студию и став актрисой МХАТа, Евгения почувствовала, что ее любимый все больше отдаляется. Что она могла сделать? Но тут в ее жизни появился новый человек - начинающий экономист Толя Успенский, сын главного бухгалтера МХАТа Анатолия Ивановича Успенского.
Успенский-старший был личностью уникальной. Потомственный дворянин, до 1917 года он служил в царской армии, а после революции весь его корпус перешел на сторону красных. После гражданской войны Анатолий Иванович демобилизовался и, как образованный человек, решил освоить новую профессию. Он окончил курсы Красной профессуры и до 1936 года спокойно работал бухгалтером. А потом начались гонения. Больше двух месяцев его нигде не держали, а вскоре и вовсе стали отказываться от услуг бывшего дворянина. Тогда жена рекомендовала Анатолию Ивановичу написать письмо Калинину, что он и сделал. Изложил всю свою историю и стал ждать, когда его "заберут с вещами". Но вместо чекистов к Успенскому пришел вестовой с приглашением явиться к "всесоюзному старосте". Каково же было удивление Анатолия Ивановича, когда Калинин предложил ему занять место главбуха МХАТа. "Меня все равно уволят!" - лепетал Успенский. Но его не уволили. Больше того, во МХАТе он проработал всю оставшуюся жизнь. Его сын Толя тоже увлекся экономикой. Он поступил в Институт внешней торговли, который вскоре был преобразован в МГИМО. Его занимала наука, экономическая история, но никак не театр, и все же от судьбы не уйдешь.
Анатолий встретился с Евгенией на одном из мхатовских вечеров отдыха. Они танцевали, разговаривали, смеялись, договорились встречаться. Он стал посещать все ее спектакли, а потом сделал предложение. Евгения согласилась. Родители обеих сторон этот брак не одобрили. "Он не нашего круга. Это все несерьезно",- говорил Никандр Сергеевич. "Бог мой! Неужели не мог найти кого покрасивее?" - удивлялся Анатолий Иванович. Тем не менее свадьба состоялась, и в 1953 году у Евгении Ханаевой родился сын Владимир. Вскоре семейное счастье кончилось. Любовь была страстной, но недолгой.
В театре все шло своим чередом. Еще не совсем состарившиеся "старики" доигрывали свой репертуар, премьер почти не было, о молодых же никто не заботился. Однокурсница Ханаевой Луиза Кошукова вспоминает те времена так: "Наши амплуа все перепутали, назначения на роли были случайными, Чехова или Толстого играть не давали вообще. Старики нас любили, но совершенно не думали о нашем будущем. Надо было о себе напоминать, задабривать подарками, искать покровителей. Кто-то напирал темпераментом, кто-то пытался разжалобить. Женя никогда на это не шла. Старики очень хорошо относились к Никандру Сергеевичу, и достаточно было бы одного его звонка, чтобы дочь получила роль, но и он, и она были выше этого. А если в театре вдруг всем прибавляли зарплату, про Женю говорили: "Она обойдется, у нее богатая семья". Женя была всесторонне образованной и талантливой, прекрасно пела и танцевала, могла бы проявить себя и в музыкальном театре, но она любила только МХАТ. И здесь поначалу ей пришлось очень трудно..."
После блистательного дебюта Евгения Ханаева получила новую роль спустя пять лет. Длительные паузы сменялись эпизодами, что-то достойное актрисе предлагали крайне редко. И вдруг однажды Ханаеву попросили заменить заболевшую Ангелину Степанову в одной из лучших ее работ - она сыграла королеву Елизавету в шиллеровской "Марии Стюарт", роль, которую ей пророчили критики много лет назад. Но потом - опять тишина. "Мы попали в щель",- любила говорить Евгения Никандровна о своем, послевоенном мхатовском поколении. Когда "старики" потеснились, в театр уже влился новый поток молодежи, и ровесникам Ханаевой вновь нечего было делать.
Ситуация изменилась с приходом в МХАТ Олега Ефремова. Новый руководитель театра дал Евгении Ханаевой "зеленую улицу", и только тогда она почувствовала полную свободу, полное раскрепощение. Играла все - и классику, и современность, и драму, и комедию, и гротеск. Ефремов и раньше предлагал Ханаевой работать вместе, не раз приглашал ее в "Современник", но актриса на это отвечала: "Извините, но я не верю в эти самодеятельные начинания. Я предана только МХАТу..."
К тому времени семья Ханаевой распалась окончательно. В ее жизнь ворвалась последняя, поздняя любовь. Актер Лев Иванов был партнером Евгении Никандровны по нескольким спектаклям. Они много работали вместе, и постепенно их чувства возобладали над разумом. Тут же появились "доброжелатели", которые звонили в семьи и, смакуя, рассказывали пикантные подробности из жизни своих "оступившихся" коллег. Некоторые доброхоты додумались до того, что подзывали к телефону маленького Володю и, не стесняясь вульгарных выражений, поносили его мать на чем свет стоит. Евгения Никандровна посчитала, что оставаться в семье она больше не имеет права, поэтому вскоре оформила развод и сына оставила Анатолию Анатольевичу. Наказывая саму себя, она понимала, что за все надо платить. Лгать и быть неискренней она не могла. В то же время Евгения Никандровна осознавала, что любимый человек не будет рядом с ней, не бросит больную жену, что это ненадолго. Да она и не требовала ничего, а просто с головой окунулась в пьянящую последнюю любовь...
1972 год стал для Евгении Ханаевой переломным. Она появилась на киноэкране. Илья Авербах пригласил ее на роль экономки Эльзы Ивановны в фильм "Монолог". Ханаева была удивлена и растеряна - столько лет киношники ее не замечали, и вдруг съемки. Но решилась, поехала в Ленинград. Авербах снимал "по-театральному" - с репетициями, и это было на руку начинающей киноактрисе. И все равно своими вопросами она порой ставили в тупик и режиссера, и партнеров: "Да где здесь зерно роли? Это же не по Станиславскому!" Помог Михаил Глузский, игравший профессора Сретенского: "Женечка, представь, что ты давно и тайно в меня влюблена и мечтаешь уйти на край света, потому что я твоих чувств не замечаю".