Спас ситуацию командир дозорного дивизиона капитан II ранга Головизнин. Он приказал трем своим миноносцам атаковать - и его "Лейтенант Пущин" ринулся на врага. За ним - "Живучий" и "Жаркий"... Это выглядело просто самоубийством. Три маленьких кораблика устаревшей постройки, с машинами, работающими на угле и позволявшими развивать скорость лишь до 25 узлов, стреляя из малокалиберных пушчонок, пошли на гигантский новейший крейсер. Но своей цели Головизнин достиг. Вызвал огонь на себя. "Гебен" прекратил бить по городу и порту и перенес стрельбу на "Пущина". Были попадания в командный кубрик, в рубку, дыра зияла под носовой трехдюймовкой, но все равно развороченный и горящий миноносец продолжал идти на врага. У него были сбиты трубы, он начал терять ход - и не в силах больше сблизиться с противником, все же пустил торпеду. Издалека, не имея шансов поразить цель. Однако пресловутый "Гебен", сразиться с которым остереглись английские и французские эскадры... струсил. Испугался отчаянной атаки подбитого миноносца. За которым готовились атаковать еще два. Да и батареи береговой обороны, оправившись от неожиданности, били все более организованно, их снаряды ложились все ближе. "Гебен" развернулся и стал уходить.

Самым обидным оказалось то, что во время бомбардировки Севастополя вражеский корабль безнаказанно прогулялся... по минным заграждениям. Они имели систему централизованного электрического включения и были обесточены из-за того, что ждали возвращения "Прута". Офицер, ведавший главным рубильником, оказался тупым педантом, ожидавшим приказа. А пока в суматохе бомбардировки отдали этот приказ, пока он достиг исполнителя, противник уже сошел с минных полей и удалялся в море, ведь бой продолжался всего 25 минут. На "Лейтенанте Пущине" было 7 убитых и 11 раненых, на батарее Хрулева 6 убитых и 12 раненых, да при попадании в Морской госпиталь погибло 2 и было ранено 8 моряков, находившихся там на излечении.

Однако дело этим не кончилось. Из Ялты шел практически беззащитный, не имеющий никакого прикрытия, заградитель "Прут", по счастью, не успевший взять на борт злополучный батальон. И "Гебен", уходящий от Севастополя, встретил его у мыса Фиолент. Вот такая добыча Сушона вполне устраивала, и он передал "Пруту" требование сдаться. Командир заградителя лейтенант Рогусский ответил отказом. Линейный крейсер открыл огонь. С дальней дистанции, ничем не рискуя, как по мишени - большой, тихоходной, удобной. После первых же попаданий возник пожар. А на борту "Прута" было 750 мин. Тогда Рогусский приказал команде спасаться, а сам, оставшись на корабле, открыл кингстоны. С ним остался еще один человек - судовой священник, иеромонах Бугульминского монастыря о. Антоний (Смирнов). Моряки кричали ему, чтобы прыгал, предлагали место в шлюпке. Но он не хотел отнимать это место у ближнего. Потому что в октябрьской воде долго держаться на плаву было невозможно, а средств спасения не хватало - часть шлюпок была разбита при обстреле, и люди гроздьями цеплялись за борта уцелевших. И о. Антоний один стоял на палубе тонущего корабля, осеняя крестом матросов. Успел надеть ризу и поднял Евангелие, благословляя их, а потом, исполняя свой долг до конца, пошел искать Рогусского для последней исповеди и причастия. После чего "Прут" пошел на дно. Но наверное, молитва о. Антония дошла до Господа - ни один из членов команды, барахтающихся в море, не утонул. Ни один не был взят в плен. Потому что к Севастополу в это время подоспела минная дивизия из Евпатории и была послана навстречу "Пруту". А "Гебен", заметив приближающиеся эсминцы, снова предпочел удрать. Когда русские корабли подошли к месту трагедии, 300 моряков теснились в шлюпках, плавали в воде - и кричали "ура". В честь подвига своего капитана и священника...

Вражеский флот наделал бед и в других местах. В Одессе в результате бомбардировки была потоплена канонерская лодка "Донец", получили различные повреждения канонерка "Кубанец", минзаг "Бештау", гражданские пароходы "Витязь", "Португалец", "Вампоа" и "Оксус". Неприятельские снаряды попали в сахарный завод, трамвайную станцию, получил пробоину один из резервуаров в нефтяной гавани. С некоторым запозданием русская артиллерия с берега стала отвечать, и хотя в Одессе она была довольно слабой, отмечалось несколько попаданий в неприятельские корабли, и они ушли прочь. Крейсер "Гамидие" обстрелял Феодосию - абсолютно беззащитную и не имевшую никаких военных объектов. В городе возникло несколько пожаров. "Бреслау" и "Берк" потопили в Керченском проливе рыбачьи лодки и набросали мин, на которых подорвались потом пароходы "Ялта" и "Казбек". А крейсера противника проследовали к Новороссийску и обстреляли его - сгорел хлебный амбар, была разрушена труба цементного завода. Причем на берег высадился в одиночку турецкий офицер судя по всему, обкурившийся анаши, - и потребовал сдачи города. Его тут же арестовали, а корабли ушли.

Черноморский флот сразу после налета вышел из Севастополя, чтобы наказать врага, но уже не нашел его. Только русский крейсерский отряд заметил какие-то турецкие крейсера, однако они боя не приняли и обратились в бегство. Неприятельские отряды стягивались к Босфору и скрылись под прикрытием его укреплений. Но, как нетрудно понять, несмотря на фактор внезапности, никакого "Порт-Артура" у Сушона не получилось. По сути его силы лишь набезобразничали и нагадили по побережью, не добившись не только разгрома русского флота, но и его ослабления. Однако это была уже не провокация, а начало боевых действий. И Сазонов послал Гирсу распоряжение о разрыве дипломатических отношений и выезде из Константинополя. 30.10, когда посол явился к великому визирю, чтобы сообщить ему о полученных установках, тот не принял его "по болезни". Но дальше наглость турецкой дипломатии стала, как говорится, "зашкаливать". Иттихадисты уже тогда хорошо освоили прием, которым и поныне пользуются эмиссары "Ичкерии" - откровенно врать с "чистыми и честными восточными глазами", проникновенной "искренностью" в голосах и демонстрацией абсолютного убеждения в своей правоте. В тот же день великий визирь вдруг "выздоровел", захотел поговорить с российским послом, и в Петроград полетела телеграмма: "Срочно. Только что видел великого визиря, который выражал мне свое горькое сожаление по поводу нападения турецкого флота, утверждая, что оно было совершено вопреки приказанию Порты. Он уверял, что сумеет привести к порядку немцев".

Турецкий посол в Париже Рифаат-паша тоже вдруг захотел увидеть министра иностранных дел Франции и сделал заявление - дескать, турецкая эскадра "к северу от Босфора" встретила русский отряд из трех миноносцев и минного заградителя, который "в ходе скоротечного огневого контакта был затоплен". И тогда же, мол, были "нанесены повреждения одному из русских портов". Ну что ж, если следовать этой логике, то Крым действительно находится севернее Босфора. И намного севернее. Но в контексте заявления это звучало так, будто русские нарушили нейтралитет и шли ставить мины у входа в Босфор. Хотя и не стыковалось - каким же тогда образом можно было нанести повреждения "одному из русских портов". Причем Турция великодушно соглашалась... простить России ее действия, не считать инцидент поводом к войне и даже "вернуть пленных" (которых у нее не было). И Рифаат-паша был очень удивлен, что французский министр Делькассе слушал его "совершенно рассеянно" и простился, "не дав никакого ответа". А посол в Питере Фахреддин-бей попытался пудрить мозги Сазонову. Опять же указывая, будто Османская империя считает - ничего непоправимого не произошло, и готова начать переговоры о "компенсациях" за нанесенный ущерб. Но только пусть Россия пообещает, что не пошлет свой флот к турецким берегам, а турки в ответ готовы пообещать, что их корабли не пойдут больше в Черное море. Сазонов ответил - предварительным условием для любых переговоров может быть только удаление немцев из армии и флота. За что, кстати, один из самых беспардонных фальсификаторов истории двух мировых войн, Лиддел Гарт, как и ряд большевистских авторов, оплевали российского министра. Мол, настолько уж он жаждал получить вожделенные проливы, что выдвинул несчастным туркам "заведомо невыполнимые" условия.

31.10 Россия объявила Порте войну. В манифесте Николая II говорилось: "С полным спокойствием и упованием на помощь Божью примет Россия это новое против нее выступление старого утеснителя христианской веры и всех славянских народов. Не впервые доблестному рускому оружию одолевать турецкие полчища, покарает оно и на сей раз дерзкого врага нашей Родины". И на брошенный вызов флот ответил адекватно. Миноносцы начали рейды к берегам Анатолии, а эскадра из 5 линейных кораблей бомбардировала Трапезунд. О позиции России Сазонов телеграфировал и послам в Англии и Франции, чтобы они добились от союзников выполнения ими своих обязательств. Впрочем, несмотря на дипломатическую клоунаду, турки и с западными державами не церемонились, и тоже еще безо всякой войны, без предупреждений обстреляли британский эсминец, патрулировавший вблизи Дарданелл. 5.11 войну Османской империи объявили Англия и Франция. Но любопытно, что сама Турция продолжала играть в "миролюбие" даже тогда, когда эта игра уже потеряла смысл. По принципу - а вдруг что-нибудь все же получится? И султанский фирман об объявлении войны странам Антанты был издан только 12.11 - через 2 недели после рейда Сушона. Но уж тогда-то пропаганда "Иттихада" развопилась, что на них напали несмотря на все жесты доброй воли. Провозглашалась священная война против "врагов ислама" и объявлялось, что от Гибралтара до Индии и от Египта до Крыма все мусульмане должны объединиться под руководством Порты и создать великую империю, которая сметет любых противников.

24. БАЯЗЕТ И КЕПРИКЕЙ

Грянули, ударили, понеслись на брань,

И в секунду с четвертью взяли Эривань...

Солдатская песня

Чтобы представить себе новый фронт, возникший на Кавказе, нужно вспомнить, что границы Российской империи в 1914 г., значительно отличались от советских. Они включали в себя не только современные Грузию, Армению и Азербайджан, но и северо-восточную часть Турции - так называемый Зачорохский край (лежащий за р. Чорох), города Артвин, Ардануч и Ардаган, а также соседние районы, протянувшиеся полосой до границы с Ираном - с городами Карс, Ольты, Сарыкамыш, Кагызман, Парнаут, Игдырь, Оргов. Здешние природные условия диктовали и особенности ведения боевых действий. Высокие горные хребты шли в различных направлениях, и продвижение крупных войсковых частей возможно было только по долинам. А попасть из одной долины в соседнюю можно было лишь через немногочисленные перевалы. Путей, связывающих российское Закавказье с Турцией, было не так уж и много. Главная и важнейшая дорога, вдоль которой велись все войны XIX в., шла от Пассинской долины в Османской империи до Араратской долины. С турецкой стороны ее запирала мощная крепость Эрзерум, с российской - крепости Карс и Александрополь (позже Ленинакан, ныне Гюмри). В Аджарию и Западную Грузию можно было попасть по берегу Черного моря. Тут русским опорным пунктом была Михайловская крепость. В пределы Порты (и обратно), существовал и обходной путь, через Иранский Азербайджан. На этом направлении османские рубежи охраняла крепость Баязет.