– Ну, Детрингер, - начал полковник, - что сейчас вы хотите?

– Я пришел просить обещанное мне топливо, - сказал ферлангец.
– Но вижу, вы не собираететсь сдержать свое слово.

– Напротив, - возразил полковник.
– Я самым серьезным образом собирался помочь представителю вооруженных сил Ферланга. Но передо мной вовсе не он.

– А кто же?
– спросил Детрингер.

Кеттельман подавил саркастическую усмешку.

– Преступник, осужденный верховным судом своего собственного народа. Передо мной уголовный элемент, чьи вопиющие правонарушения не имеют равных в анналах ферлангской юриспруденции. Существо, которое своим чудовищным поведением заслужило высшую меру наказания бессрочное изгнание в бездны космоса. Или вы смеете это отрицать?

– В настоящий момент я ничего не отрицаю и не подтверждаю, - сказал Детрингер.
– Прежде всего я хотел бы осведомиться об источнике вашей поразительной информации.

Полковник Кеттельман кивнул одному из солдат. Тот открыл дверь и ввел Ичора и робота-посудомойщика.

– О хозяин!
– воскликнул механический слуга.
– Я поведал полковнику Кеттельману об истинных обстоятельствах, которые привели к нашей ссылке. И тем самым приговорил вас! Я молю о привилегии немедленного самоуничтожения в качестве частичной расплаты за свое вероломство.

Детрингер молчал, лихорадочно соображая.

Капитан Макмилан подался вперед и спросил:

– Ичор, почему ты предал своего хозяина?

– У меня не было выбора, капитан!
– вскричал несчастный.
– Ферлангские власти, прежде чем позволить мне сопровождать его, приказали наложить на контуры моего мозга определенные приказы и закрепили их хитроумными схемами.

– Каковы же эти приказы?

– Они отводят мне роль тайного надзирателя. Мне приказано принять необходимые меры, если Детрингер каким-то чудом сумеет избежать кары.

– Вчера он мне обо всем рассказал, капитан, - не выдержал робот-посудомойщик.
– Я умолял его воспротивиться этим приказам. Уж очень все это неприглядно, сэр, если вы понимаете, что я хочу сказать.

– И в самом деле, я сопротивлялся, сколько мог, продолжал Ичор.
– Но чем реальнее становились шансы моего хозяина на спасение, тем сильнее проявлялись приказы, требующие его предотвращения. Меня могло остановить лишь удаление соответствующих цепей.

– Я предложил ему операцию, - вставил робот-посудомойщик, - хотя в качестве инструмента в моем распоряжении были только ложки, ножи и вилки.

– Я бы с радостью согласился на операцию, - продолжал Ичор.
– Более того, я уничтожил бы себя, лишь бы не произносить слов, поневоле рвущихся из предательских динамиков. Но и это оказалось предусмотренным - на самоуничтожение тоже наложили строжайший запрет, как и на мое согласие на вмешательство в схемы, пока не выполнены государственные приказы. И все же я сопротивлялся, пока не иссякли силы, тогда мне пришлось явиться к полковнику Кеттельману.

– Вот и вся грязная история, - обратился Кеттельман к капитану.

– Не совсем, - тихо произнес капитан Макмилан.
– Каковы ваши преступления, Детрингер?

Детрингер перечислил их бесстрастным голосом - свои действия чрезвычайной непристойности, свой проступок преднамеренного ослушания и, наконец, проявление злобного насилия.

Ичор кивал с несчастным видом.

– По-моему, мы слышали достаточно, - резюмировал Кеттельман.
– Сейчас я вынесу приговор.

– Одну минуту, полковник, - капитан Макмилан повернулся к Детрингеру: - Состоите ли вы в настоящее время или были когда-нибудь на службе в вооруженных силах Ферланга?

– Нет, - ответил Детрингер, и Ичор подтвердил его ответ.

– В таком случае находящееся здесь существо является гражданским лицом, - сказал капитан Макмилан, - и подлежит суду гражданских властей.

– Не уверен" - произнес полковник.

– Положение абсолютно ясное, - настаивал капитан Макмилан.
– Наши народы не находятся в состоянии воины. Он должен предстать перед гражданским судом.

– И все же, насколько я понимаю, этим делом следует заняться мне, - сказал полковник.
– Я лучше разбираюсь в подобных вещах, чем вы, сэр, - при всем к вам уважении.

– Судить буду я, - отчеканил капитан Макмилан.
– Если, конечно, вы не решите силой захватить командование кораблем.

Кеттельман покачал головой:

– Я не собираюсь портить свое личное дело.

Капитан Макмилан повернулся к Детрингеру.

– Сэр, вы должны понять, что я не вправе следовать личным симпатиям. Ваше государство вынесло приговор, и с моей стороны было бы неблагоразумно, дерзко и аполитично отменять его.

– Чертовски верно, - сказал Кеттельман.