Шрифт:
Уехали по замене в Союз, да так и не переписываясь ни с кем, исчезли из поля зрения всех замполит старший лейтенант Миронов, мл. лейтенант Комар, капитан Клочков и многие другие.
Майор Комаров, боевой офицер впоследствии на бытовой почве застрелился.
Гвардии капитан Кривенко демобилизовался в 1946 году, уехал на родину и прекратил связь с кем-либо.
Мой друг Халиков демобилизовался через год после меня в 1948 году, уехал на родину в Таджикистан, и связь с ним прервалась.
Старый холостяк майор Турукин по замене уехал в Бийск, там женился, родил сына и был безмерно счастлив.
Командир полка, полковник Заглодин, ушел в отставку, уехал в Краснодар, и связь с ним прекратилась.
Костю Файдыша - лейтенанта Файдыша через много лет встретил бывший наш артмастер Карамышев в Сердобске. Где-то в городе его позвали: "Петро!" оглянулся - никого знакомых и снова: "Петро!" - и подходит:
– Не узнаешь, Петро? Я - Файдыш.
– Я, - говорит Карамышев, - присмотрелся, что-то мелькнуло от Файдыша
– Нет больше Файдыша, - сказал Файдыш и заплакал.
Перед Карамышевым стоял грязный, обросший оборванный бомж... Не сложилась судьба у Файдыша. Сколько их, таких, как Файдыш, не нашли себе место в гражданской жизни, спились, опустились, погибли...
Рядовой Бикташев после демобилизации уехал в Саратов, какое-то время переписывался с капитаном Водинским, потом связь прервалась.
Со временем я разыскал адрес командира дивизиона капитана Водинского, и он сообщил мне некоторые адреса и кое о ком информацию, к сожалению, печальную. Уже несколько лет прошло, как умерли: лейтенант Шматок, командир взвода боепитания, Махоткин - бывший командир отделения радиосвязи, парторг полка капитан Гримберг, помначштаба капитан Оськин. Бесследно исчез, демобилизовавшись, Уржумцев.
Счастливо сложилась судьба фельдшера младшего лейтенанта Чудецкого. Демобилизовавшись, он закончил мединститут, работал главврачом поликлиники, с 89 года на пенсии, в Ярославле.
Иногда однополчане встречались. Так, в 88-м году, в сорок пятую годовщину освобождения Смоленска, мы, освобождавшие его бойцы 133-й Смоленской стрелковой дивизии, приехали в город. Нас поселили в самой захудалой гостинице. В день праздника нас не пригласили даже на митинг. Там, на площади, люди праздновали, торжествовали, а нас будто не существовало. А зачем мы? Ведь речи написаны, чиновниками прочитаны. Нам и теперь каждый год присылают ханжеские поздравления якобы от президента, на которых частенько дата отправления значится после даты получения... Сходили мы тогда на экскурсию по городу, вечером, сбросившись, посидели в столовой, съездили к братской могиле, где захоронены более 700 человек, павших при прорыве обороны немцев нашей дивизией, а на другой день разъехались по домам. Там я встретил своего еще довоенного друга Вену Шумкова, с которым переписываемся по сей день. Там же я узнал и адрес Водинского. Но как мало нас осталось и почти никого знакомых.
С Водинским мы переписывались несколько лет. Он после Германии служил в Бресте. Какое-то время учился в высшей офицерской школе. Стал майором. Участвовал в учении с применением атомной бомбы. Демобилизовался в 1956 году, окончил институт и работал в НИИ стройматериалов. В 1988-м году, когда я был на Украине у своих друзей Сафроновых, я ездил к нему в Киев. Но обстановка там была уже неспокойная. Поднимали головы бывшие бендеровцы-националисты, которые присылали угрожающие письма и предлагали убираться. А он был еврей по национальности, но совершенно русский по духу. Однако, после распада Союза, через несколько лет он уехал в Израиль, и переписка наша прервалась. Только после его отъезда в Израиль, я по-настоящему почувствовал, что Советский Союз распался.
Какое-то время я переписывался с Коломийцем. Он жил в Винницкой области. После смерти жены жил один. А через какое-то время в ответ на мое письмо, написала его внучка, что дед Демьян повесился. Что его заставило? Наверное, одиночество, а также то, что рушилось то, что мы защищали, теряя своих друзей.
Из моих довоенных друзей остался в живых еще Петя Жигалов. Но мы с ним не переписывались. Об этом мне писала Тамара Шамшурова, в замужестве Занченко, наша общая любимица. Но она, где-то в начале восьмидесятых годов умерла от инсульта, не намного переживя своего мужа.
Уходим. Уходим. Уходим.
Сколько нас осталось последних могикан той Великой Отечественной войны, того великого времени, когда мы защищали и строили Великое государство Советский Союз? Очень мало.
Люди сменившего нас поколения позабыли, за что клали головы их отцы и деды. Они бездарно промотали то, что получили в наследство. Через много лет они поймут, что потеряли, что не смогли сохранить из уже завоеванного и построенного нами.
Но будет поздно.
"Нам дороги эти позабыть нельзя..."
В июне прошлого годы в "Регионе" был опубликован отрывок из автобиографической повести, которую автор Семен Никитович Соболев назвал "Исповедь". "Это стремление не только осмыслить и переосмыслить прожитое и пережитое, это рассказ о судьбе людей его поколения, на долю которых выпало все - голод, война, разруха, но которые, преодолев все трудности, смогли выстроить Великое государство - Советский Союз. И стали свидетелями краха всего, чему были отданы лучшие годы, - писали мы тогда, предположив, что книгой, большинство страниц которой посвящено Великой Отечественной войне, вполне возможно, заинтересуются и настоящие издательства, ведь не за горами 60-летие победы над фашистской Германией, а живых свидетелей и участников той Победы, как это ни печально, с каждым днем становится все меньше и меньше". И она действительно увидела свет. В День родного города, который по традиции в Охе отмечается вместе с профессиональным праздником нефтяников, в выставочном зале Охинского краеведческого музея состоялась презентция книги "Фронтовыми дорогами" и открытие персональной выставки художника.