Кровь отлила от лица Никанора Ивановича, он, дрожа, крестил воздух, метался к двери и обратно, запел какую-то молитву и, наконец, понес полную околесицу».

Ловля Н. И. Б. черта — Коровьева-Фагота у следователя ОГПУ разительно напоминает поиски черта Иваном Карамазовым во время допроса в «Братьях Карамазовых» (1879–1880) Федора Достоевского (1821–1881), причем оба героя одинаково сходят с ума. У Булгакова идет пародийное снижение по сравнению с Достоевским: в черта, а через него и в Бога поверил не образованный богоборец-нигилист, а полуграмотный хапуга-управдом.

Эпизод сна Н.И.Б., где он видит себя в помещении очень своеобразного театра (там небритых мужчин заставляют сдавать валюту и ценности), навеяна личными впечатлениями близкого друга Булгакова филолога Н. Н. Лямина. Как вспоминала вторая жена Лямина Н. А. Ушакова (1899–1990), «Николая Николаевича тоже вызвали. Уж не знаю, почему они решили, что у нас что-то есть. Может быть, потому, что они уже вызывали первую жену Николая Николаевича — Александру Сергеевну Лямину, которая была из известной купеческой семьи Прохоровых, кроме того, у них уже сидела ее тетка. Николай Николаевич просидел там недели две». В 1929 г. ОГПУ начало кампанию по изъятию у населения валюты, золота и драгоценностей. Подозреваемых «валютчиков» держали в тюремных камерах иногда по несколько недель в надежде, что те «добровольно» выдадут хотя бы часть того, что имеют. При этом задержанных кормили соленой пищей, а воды давали мало. 11 декабря 1933 г. третья жена писателя Е. С. Булгакова зафиксировала в дневнике, как дальний родственник А. М. Земского (1892–1946) (мужа сестры Булгакова Нади) «сказал про М. А.
– послать бы его на три месяца на Днепрострой, да не кормить, тогда бы он переродился. Миша: — Есть еще способ — кормить селедками и не давать пить». Здесь соответствующий способ Булгаков, очевидно ассоциировал не только с гоголевским Городничим, практиковавшим в «Ревизоре» (1836) подобное в отношении купцов, но и со страданиями Лямина и других «валютчиков». Н. А. Ушакова свидетельствовала, что тетка ее мужа, Прохорова, «у них уже долго сидела. Какое-то ожерелье или колье они искали… не помню, чье оно и у кого было спрятано. И Николая Николаевича все время об этом спрашивали, но он от всего отказывался и говорил, что ничего не знает. А первую жену Николая Николаевича тоже туда вызывали и тоже о колье спрашивали, но они заранее договорились ни в чем не признаваться. В общем, он ничего не говорил о тетке до тех пор, пока ее не провели перед ним. Тогда он убедился, что они ее все равно знают. Потом у нас сделали обыск, но у нас, конечно, ничего не было, и они унесли две дешевые побрякушки со стекляшками вместо камней, и Николая Николаевича выпустили. И вот, он Булгакову обо всем этом подробно рассказывал, и тот написал эту главу про сон Никанора Ивановича почти слово в слово». Возможно, арест Лямина произошел осенью 1931 г. 26 октября 1931 г. Булгаков сообщал в письме своему другу философу и литературоведу П. С. Попову в Ленинград: «Коля (Н. Н. Лямин. — Б. С.) живет пристойно, но простудился на днях». Слова о простуде могли быть иносказательным сообщением о задержании. Первый вариант главы о сне Н. И. Б. был написан в сентябре 1933 г. Тогда она называлась «Замок чудес». 17 и 27 сентября, судя по записям Е. С. Булгаковой, писатель читал ее Лямину. В дальнейшем глава неоднократно переделывалась и частично уничтожалась, вероятно, из-за политической остроты содержания. Однако и в окончательном тексте сохранилась история тетки Пороховниковой на Пречистенке, скрывающей валюту и драгоценности. В фамилии Пороховникова угадывается созвучие с Прохоровыми.

В первом варианте главы «Последний полет» романа «Мастер и Маргарита», написанном в июле 1936 г., Воланд предупреждал Мастера: «Исчезнет из памяти дом на Садовой, страшный Босой, но и исчезнет мысль о Га-Нноцри, и о прощенном игемоне». Скорее всего, первоначально Н. И. Б. должен был быть фигурой более зловещей — не только взяточником, но и вымогателем и доносчиком, возможно, игравшим по отношению к Мастеру ту же роль, которая в окончательном тексте досталась Алоизию Могарычу. Очевидно, тогда Н. И. Б. проецировался на кого-то из «теплой компании» жилтоварищества дома № 50 по Б. Садовой, о которой Булгаков писал сестре Наде 1 декабря 1921 г.: «Одно время пережил натиск со стороны компании из конторы нашего дома. «Да А. М. (имеется в виду муж Н. А. Булгаковой А. М. Земский. — Б. С.) триста шестьдесят пять дней не бывает. Нужно его выписать. И вы тоже неизвестно откуда взялись» и т. д. и т. д. Не вступая ни в какую войну, дипломатически вынес в достаточной степени наглый и развязный тон, в особенности со стороны С., смотрителя. По-видимому, отцепились. Андрея настоял не выписывать… С. довел меня до белого каления, но я сдерживаюсь, потому что не чувствую, на твердой ли я почве. Одним словом, пока отцепились». 24 марта 1922 г. писатель сообщал сестре: «…Дом уже «жилищного рабочего кооператива», и во главе фирмы вся теплая компания, от 4–7 по-прежнему заседания в комнате налево от ворот». Также и Н. И. Б. наделен только одной страстью — к еде и выпивке. От любимого занятия его и отрывают сотрудники ОГПУ. В окончательном тексте Н. И. Б.
– фигура уже не столь зловещая, в большей мере юмористическая.

Репертуар, которому вынуждены внимать Н. И. Б. и арестованные валютчики, определялся циркуляром от 4 августа 1924 г., подписанным одним из руководителей ОГПУ Генрихом Григорьевичем Ягодой. Там утверждалось, что тогдашний репертуар лагерных и тюремных театров «ни в какой мере не соответствует задачам перевоспитания заключённых; постановки переполнены сентиментализмом, порнографией и пьесами, отрицательно влияющими на психику заключённых». Сам Генрих Григорьевич знал толк в порнографии. После ареста, последовавшего 28 марта 1937 г., у Ягоды при обыске нашли большую коллекцию порнографии и, в частности, 11 порнофильмов и 3904 порнографических фотографии. Но одно дело — он сам и друзья чекисты и прочие представители советской элиты, и совсем другое — зэки, которых надлежит кормить только «идеологически выдержанной» культурной продукцией, без всяких там сентиментальностей или непристойностей. У Булгакова в «Мастере и Маргарите» спародирован и такой «правильный» тюремный репертуар. Управдом-взяточник Никанор Иванович Босой оказывается в кампании арестованных валютчиков, которым в воспитательных целях читают со сцены «Скупого рыцаря». Правда, при ближайшем рассмотрении в бессмертных пушкинских строчках обнаруживается скрытый подтекст, относящийся к совсем недавним событиям революции и гражданской войны. Драматический артист Савва Потапович Куролесов, читающий монолог Скупого рыцаря, в черновиках романа звался куда прозрачнее — Ильей Владимировичем Акулиновым. Здесь ясно видна связь с основателем Советского государства Ульяновым-Лениным (Владимир Ильич — Илья Владимирович, Ульяна Акулина) подробнее см.: Ленин).

Прототип Н. И. Б. запечатлен в рассказе «Воспоминание…»: «Председатель домового управления, толстый, окрашенный в самоварную краску, человек, в барашковой шапке и с барашковым же воротником, сидел, растопырив локти, и медными глазами смотрел на дыры моего полушубка». В «Мастере и Маргарите» также подчеркивается, что председатель жилтоварищества «тучный», «толстяк с багровой физиономией» (багровым лицо у Н. И. Б. стало от потрясения, вызванного долларами, обнаруженными в вентиляции, и арестом).

НИЦШЕ, Фридрих (1844–1900), немецкий философ, оказавший значительное влияние на творчество Булгакова. Родился 15 октября 1844 г. в прусской деревне Рёккен недалеко от границы с Саксонией в семье лютеранского пастора. Его отец Карл Людвиг умер, когда Н. было 4 года. Последние годы жизни он страдал безумием. В 1864 г. Н. окончил Пфортскую школу в Наумбурге. В 1864–1869 гг. он учился в Боннском и Лейпцигском университетах на филологическом факультете, а в 1869–1879 гг. был профессором классической филологии Базельского университета. В 1879 г. вынужден был оставить преподавание по состоянию здоровья — из-за резкого ухудшения зрения и сильнейших головных болей — признаков грядущего безумия. В 1876–1888 гг. по рекомендации врачей жил в Италии и Швейцарии. В 1888 г. вернулся в Наумбург, потом переехал в Лейпциг. В начале января 1889 г. Н., как и его отец, сошел с ума и последующие годы жизни провел в состоянии безумия. После короткого пребывания в клинике профессора Бинсвангера в Йене, Н. до конца своих дней жил у матери в Наумбурге. 25 августа 1900 г. он умер в Веймаре.

Основные сочинения Ницше: «Происхождение трагедии, или Эллинство и пессимизм» (1871–1886), «Человеческое, слишком человеческое» (1878), «Утренняя заря» (1881), «Веселая наука» (1881–1882), «Так говорил Заратустра» (1882–1885), «По ту сторону добра и зла» (1885–1886), «Сумерки идолов, или Как философствуют молотом» (1888), «Антихрист» (1888), «Ecce Homo» (1888), «Воля к власти» (1888) и др. По определению М. А. Блюменкранца, Н. «принадлежал к той не очень многочисленной плеяде мыслителей неакадемического толка, чья философия родилась как героическое преодоление трагизма смерти и трагизма судьбы». Эти слова вполне применимы и к творчеству Булгакова.

В произведениях и сохранившихся письмах Михаила Афанасьевича Булгакова имя Н. не упомянуто ни разу. Однако, по свидетельству его сестры Надежды Афанасьевны Булгаковой, будущий автор «Мастера и Маргариты» в юности увлекался Н. А незадолго до кончины смертельно больной Булгаков признался своему другу драматургу Сергею Ермолинскому: «Если жизнь не удастся тебе, помни, тебе удастся смерть. Это сказал Ницше, кажется, в «Заратустре». Обрати внимание — какая надменная чепуха! Мне мерещится иногда, что смерть — продолжение жизни. Мы только не можем себе представить, как это происходит… Я ведь не о загробном говорю, я не церковник и не теософ, упаси боже. Но я тебя спрашиваю: что же с тобой будет после смерти, если жизнь не удалась тебе? Дурак Ницше… — Он сокрушенно вздохнул. — Нет, я, кажется, окончательно плох, если заговорил о таких вещах… Это я-то?..»