— Могу. Он у себя в конторе. Во всяком случае, обещал быть там.

— Вы знаете номер его телефона?

Она сказала, что знает, вспорхнула со своего стула, я освободил ей мое место, она села и сняла трубку. Я встретился глазами с Салли и в ее взгляде ясно прочел: «Ну вот, теперь и вы тоже в нее влюблены» Но это было неверно. Я лишь целиком и полностью разделял высказанную Вульфом мысль, что она возбуждает желание у мужчин, а это абсолютно объективное суждение.

В тот же день, в четверть пятого я сидел на деревянном стуле за дощатым столом, лицом к лицу с Мэтью Блаунтом. Записная книжка наготове, ручка в руках. Многолетний опыт научил меня дословно, не прибегая к своим записям, пересказывать часовые беседы одновременно с тремя, четырьмя собеседниками, но этот разговор оказался мне не по зубам. Был однажды у меня подобный случай, лет шесть тому назад, но тогда я был послан в каталажку побеседовать с человеком, которому было предъявлено очень серьезное обвинение; звали его Пол Геролд (известен был также под именем Питер Хейз). Но тогда между нами была решетка, и говорили мы в огромной комнате одновременно с другими преступниками и посетителями. На этот раз комнатка была небольшой, нам никто не мешал, и даже конвоир остался по ту сторону стеклянной двери. Безусловно, у окружного прокурора были определенные причины, чтобы дать мне разрешение на посещение в неурочное время и беседу наедине. Во-первых, Блаунт был достаточно известным человеком, с весьма высокими связями; во-вторых, убийство Комуса выбило почву из-под ног обвинения.

Вид Мэтью Блаунта, сорока семи лет, выпускника Гарварда, не позволял предположить в нем человека, просидевшего двенадцать дней в камере по подозрению в убийстве. Кожа его красивого и чисто выбритого лица была гладкой и холеной, волосы аккуратно уложены, ногти в идеальном состоянии, прекрасно сидевший пиджак от хорошего портного, казалось, только что отутюжили; на нем была свежая сорочка и галстук. И если бы ему удалось пройти мимо конвоира за дверью, он вполне мог бы отправиться на прием или в шикарный ресторан.

Нелегко было убедить его в том, что говорить со мной — то же самое, что с Ниро Вульфом. Я втолковывал ему, что даже если бы Вульф изменил своим правилам, чего с ним никогда не случалось, и пришел сам, он все равно дома посвятил бы меня во все подробности

— Он бы этого не сделал, — настаивал Блаунт. — Он обязан хранить тайну.

— Это нереально, — пояснил я. — Никому еще не удавалось принудить его к полной конфиденциальности, если при этом подразумевалось, что он не должен ничего рассказывать мне. Он утаивает что-то от меня лишь в том случае, если это зачем-то нужно ему самому. Если б он пришел, а вы стали настаивать, чтобы он ничего не рассказывал мне, он просто не согласился бы иметь с вами дело.

Блаунт покачал головой.

— Я никому об этом не рассказывал, даже собственной жене, потому что стыдился этого поступка. И до сих пор стыжусь. Об этом знал только Комус, но его нет в живых. И я не… Так вы Арчи Гудвин? Это вы с моей дочерью пришли к нему и нашли труп?

— Совершенно верно.

— И дочь моя как она это перенесла?

— Отлично. Минуты через три после того, как мы его увидели, она смогла без посторонней помощи дойти до лифта, спуститься вниз и взять такси. И жена ваша и дочь — обе держаться молодцом, как я вам уже докладывал. И как только, мистер Блаунт…

— Можно без «мистера».

— Хорошо. Как только удалось договориться о том, чтобы мне выписали пропуск, они вдвоем поехали домой.

— Мне нужен прямой ответ на прямой вопрос. Моя жена рассказала Вульфу, что именно ему предстоит выяснить?

— Нет. Она сказала, что не знает этого. Она сказала, что никто этого не знает, кроме Комуса.

Блаунт кивнул.

— Значит, он сдержал свое слово. Знаете, ведь мало кому можно полностью довериться. А Дэну Комусу было можно. И его больше нет. — Он стиснул зубы. Помолчав немного, продолжил: — понимаете, я никому не рассказывал об этом своем поступке, которого стыжусь. Мистер Маккини хотел, чтобы я ему рассказал, настаивал на этом, но я отказался. Да я и Комусу не говорил, он просто сам об этом знал. И когда он мне рассказал про Ниро Вульфа, я решил, что этому человеку можно довериться. А тут приходите вы и требуете, чтобы я все рассказал вам.

— Да я вовсе ничего не требую. Просто я пытаюсь объяснить вам, что рассказать мне — это то же самое, что рассказать мистеру Вульфу. Могу вам обещать, что я расскажу только ему. И еще могу вам сообщить, что бы он вам ответил, если бы вы потребовали от него молчать об этом. Он бы вам сказал, что его скрытность — лучшая гарантия сохранения вашей тайны и что если обстоятельства потребуют разгласить ее, то он непременно предварительно обсудит это с вами. А я могу дать слово, что я расскажу это только ему и не передам больше никому ни при каких обстоятельствах.

Наши глаза встретились; он умел смотреть прямо в глаза.

— Комус был моим адвокатом, — сказал он.

— Я это знаю.

— Но теперь мне потребуется другой адвокат, ему я этого рассказывать не собираюсь и попрошу от вас с Вульфом того же.

— Хорошо, не расскажем. Так что это такое, черт возьми? Столько приготовлений… неужто вы и впрямь положили яд в шоколад?

— Да. Именно.

Я вытаращил глаза.

— Вы?

— Да.

— Что ж, тогда все ясно. — Я сунул ручку в карман и закрыл записную книжку. В этом случае лучше было довериться собственной памяти ведь записная книжка могла потеряться или ее тем или иным образом могли у меня забрать. — Так это и есть то известное только вам с Комусом обстоятельство, которое предстояло расследовать?