У меня было ощущение, что я вижу, как работают мозги в черепной коробке патрона.

— Это же абсурд! Вы прекрасно знаете, что не сможете его увидеть.

— Смогу, если вы это устроите. Ради этого я приехал сюда. Вы — его защитник. Меня вполне устроит это свидание рано утром завтра, до заседания суда. Вы, разумеется, можете присутствовать, если пожелаете, но я полагаю, что предпочтете там не быть. Мне будет достаточно 20 минут.

Донован пробормотал:

— Я не имею права спрашивать вас, что именно вы намерены сообщить моему подзащитному.

— Я это понимаю. Я не появлюсь на свидетельском месте, где вы можете подвергнуть меня перекрестному допросу, до завтрашнего утра.

Адвокат сощурил глаза:

— Я не могу устроить для вас это свидание, об этом не может быть и речи. Я не стану с вами разговаривать. Моя обязанность сообщить об этом визите судье Корбетту. Завтра утром. Добрый вечер, джентльмены.

Он попятился назад и захлопнул дверь, но сделал это весьма деликатно, без шума, показывая, что он на нас не в претензии. Мы вызвали кабинку лифта, спустились вниз и вышли на улицу.

— Позвони Солу, — распорядился Вулф.

— Да, сэр. Его слова о том, что он заявит о нашем визите завтра утром судье означают, что адвокат не намерен сейчас звонить в прокуратуру. Но, конечно, он может и передумать. Поэтому я предпочитаю отъехать отсюда за несколько кварталов, а потом уж звонить.

— Хорошо. Знаешь ли ты адрес миссис Эш?

— Да, Семьдесят третья улица.

— Поезжай в том направлении. Я должен ее повидать. Сначала позвони ей и договорись о свидании.

— Сейчас?

— Да.

— Это дело верное… Она наверняка сидит дома в ожидании двух неизвестных ей детективов. А как мне назваться? Судьей Гудвином?

— Нет, мы будем сами собой.

Пока я ехал от центра мимо парка, затем на восток по Семьдесят четвертой до Третьей Авеню и вновь завернул налево по Семьдесят третьей, я обдумывал, как бы нам добиться встречи с Робиной Кин. Вулф ничего не сказал мне по этому поводу. Впрочем, это была моя обязанность.

Я поочередно отверг несколько весьма эффективных подходов, но к тому времени, когда после долгого маневрирования мне удалось втиснуть машину в единственно свободное местечко у обочины на отрезке от Лексингтона до Мэдисон-сквера, я решил, что лучше всего действовать напрямик. Спросив у Вулфа, может ли он мне что-нибудь посоветовать, и услыхав «нет», я дошел до аптечки у Лексингтон-авеню, где имелась будка телефона-автомата. Сначала я позвонил Солу Пензеру. От Червонной дамы не было вестей, но ведь она и говорила о девяти часах, а сейчас было еще только без четверти девять. Сержант Стеббинс пришел и ушел. Он сказал, что полиция обеспокоена исчезновением Ниро Вулфа, потому что он — важный свидетель в деле об убийстве, и они опасаются, что с ним могло что-то случиться. Тем более, что Арчи Гудвина тоже нет. Он, конечно, не сказал, что инспектор Кремер подозревает о коварстве Ниро Вулфа, который задумал спутать карты правосудия в разбираемом деле, ну и поэтому он жаждет как можно скорее наложить на него лапу. Стеббинс спросил, звонил ли Вулф Солу и знает ли Сол, где он находится? Потом сообщил, что получен ордер на арест и Вулфа и Гудвина. Сол, естественно, ответил полным незнанием, после чего Пэрли произнес несколько назидательных фраз и исчез.

Я набрал другой номер, и когда мне ответил женский голос, сказал, что хотел бы поговорить с миссис Эш. Мне было сказано, что миссис Эш отдыхает и не может подойти к телефону. Я объяснил, что говорю по поручению Ниро Вулфа, дело крайне важное и не терпящее отлагательства. Мне повторили, что миссис Эш абсолютно не в состоянии подойти к телефону, Я менее вежливо спросил упрямицу, слышала ли она когда-либо про Ниро Вулфа, на что та ответила: «Конечно». «Хорошо, — сказал я, — передайте миссис Эш, что Ниро Вулф должен видеть ее немедленно, он может быть у нее через пять минут. Больше я ничего не могу сообщить по телефону, разве только то, что в случае отказа от свидания миссис Эш до конца жизни будет об этом сожалеть». Голос предложил мне подождать у телефона и исчез на столь продолжительное время, что я начал уже сожалеть, что не попробовал других более эффективных способов, но как раз в тот момент, когда я потянулся к дверной ручке в будке, чтобы впустить немного воздуха, трубка ожила, и мне было сказано, что миссис Эш примет мистера Вулфа. Я попросил соответствующим образом проинструктировать стражей в вестибюле, прошел назад к машине и сказал Вулфу:

— О'кей. Постарайтесь как следует, чтоб я не выглядел болтуном. От Элен Велтц пока нет вестей. Стеббинс только задал пару глупейших вопросов и получил на них ответы, которые вполне заслужил.

Вулф вылез из машины, и мы прошли к интересующему нас дому. Он оказался небольшим, но весьма элегантным, настолько элегантным, что не нуждался в ковровых дорожках. Швейцар годился бы на роль первого любовника в любом кинобоевике, а лифтер — его старшего брата. Держались они с холодком, но в этом не было личной неприязни. Когда нас выпустили на шестом этаже, лифтер стоял у открытой двери до той минуты, пока на наш звонок дверь в квартиру не была открыта, и нас не пригласили войти. Нас впустила даже не классическая субретка, а безусловно сама Филлис Джей. Я неоднократно платил от 4.40 до 5 долларов, чтобы посмотреть на ее игру из первых рядов партера, Так что наверняка бы оценил это бесплатное знакомство при других обстоятельствах, но мои мысли были заняты другим. Да и ее тоже. Разумеется, она играла, поскольку актрисы всегда играют, но без блеска, ведь эта роль была не для нее. Она изображала верную опору для друга в беде и действовала весьма старательно, но как-то неубедительно. Приняла у Вулфа его шляпу и трость, проводила нас в большую общую комнату, а из нее через арку в помещение меньших размеров.

Робина Кин сидела на кушетке, запустив обе руки себе в волосы. Вулф сделал три шага и поклонился. Она взглянула на него, затрясла головой, как будто прогоняла назойливую муху, прижала пальцы к глазам и еще раз посмотрела на незваного гостя.

— Я буду в студии, Робби, — прощебетала Филлис ДжеЙ, прождав ровно столько, сколько требовалось, чтобы услышать просьбу остаться, не дождалась ее и вышла.

Миссис Эш пригласила нас сесть. Я сначала подобрал стул посолиднее для Вулфа, потом уже сел рядом с ним.

— Я смертельно устала, — пожаловалась Робина Кин. — Я опустошена, совершенно опустошена. Не думаю, чтобы я когда-либо… Но в чем дело? Конечно, это связано с моим мужем?

Либо поставленный тембр ее голоса был врожденным, либо она выработала его у себя настолько, что пользовалась им без труда, но им нельзя было не восхищаться. Выглядела она на самом деле измученной, а голос звучал божественно.

— Я постараюсь быть предельно кратким, — пообещал Вулф. — Знаете ли вы, что я встречался с вашим мужем? Что он как-то заехал ко мне в июле месяце?