Инспектор вонзил зубы в сигару и взбешенно процедил:

– Так я и знал!

Брови Вульфа в ответ поднялись на миллиметр.

– Что вы знали?..

– Да все. Как только я узнал, что Гудвин был там и удрал ловить несуществующую кошку… И так все шло к тому, что дело запутанное, а тут ещё и это! Так, значит, у вас есть клиент! И конечно, ваша клиентка – та самая, которая фехтовала с убитым в том зале в конце коридора! Не иначе! – левой рукой он спас сигару от расправы, догадавшись вынуть её изо рта, и одновременно стукнул по столу правым кулаком. – Поймите, Вульф! Я пришел к вам, чтобы предложить сотрудничать, невзирая на то, что Гудвин нагло смотался оттуда! И что я получил в ответ? Вы пытаетесь внушить мне, что за какие-то несчастные десять секунд ваш служащий успел втянуть вас в расследование убийства! Чушь!

Кремер снова стукнул по столу.

– Я знаю, на что вы способны – лучше меня никто этого не знает. И вот я, как последний дурак, пришел к вам с надеждой на короткое серьезное обсуждение, и на это вы мне заявляете, что работаете на клиента! Как это у вас всегда появляется какой-то чертов клиент? Само собой, с этой минуты я перестаю верить каждому слову…

Мне удалось наконец, махая руками, остановить его рев: зазвонил телефон, но мне ничего не было слышно. Спрашивали Кремера. Ворча, он встал и подошел к моему столу, чтобы взять трубку; я посторонился. Несколько минут инспектор, главным образом, молча слушал, а потом, судя по тому, как он, против обыкновения, не сдержался и крепко выругался по телефону, ему, должно быть, сказали что-то неприятное. Кремер дал несколько указаний, опустил трубку на рычаг и произнес спокойно, но крайне ядовито:

– Так, теперь совсем замечательно.

Вернувшись на свое место, он с минуту сидел молча, покусывая губу.

– Просто замечательно, – повторил он. – Восхитительный случай, только раскрывай. Больше мне тут делать нечего.

– В самом деле, – пробормотал Вульф.

– Именно, – сплюнул Кремер. – В дело ввязались три фэбээровца. Пусть считается, что расследование убийства, совершенного в Манхэттене – дело уголовной полиции, которую я как будто возглавляю, но что я по сравнению с фэбээровцами? Пошли я их к черту, комиссар скажет – ах, как же так, надо же сотрудничать. К тому же, в этом деле ещё две неприятные стороны. Во-первых, убийство сразу приобретает совершенно другую окраску, о которой мы даже и не подозревали, – на редкость ободряющая новость. Во-вторых, кто бы теперь ни распутал дело, неважно – как и когда, все лавры достанутся ФБР. Они вечно так.

– Ну-ну, инспектор, – запротестовал я, – ФБР призвано защищать американцев, и вряд ли мы очень погрешим против истины, если скажем, что фэбээровец – это сама Америка…

– Заткнись. Хотел бы я, чтобы ты сам угодил служить в ФБР и они услали тебя на Аляску. Учти, я могу тебя арестовать.

– Я бы крайне удивился, если бы было наоборот. А что, появился закон, запрещающий невинным людям терять голову при виде свежей крови и удирать домой на такси?

– Где ты там углядел кровь?

– Нигде. Это я так, для красного словца ввернул.

– Метафора, – буркнул Вульф.

– Издеваетесь. Ладно. – Кремер воззрился на Вульфа. – Значит, вы работаете на клиента?

Вульф состроил гримасу.

– Что делать, в порядке эксперимента, раз Арчи ей пообещал. Я говорю «в порядке эксперимента», так как мне ещё не довелось с ней познакомиться. Когда я увижу её и побеседую с ней, я сразу пойму, виновна она или нет.

– Значит, вы допускаете, что она может быть виновна?

– Конечно, может.

Вульф поднял палец.

– Мистер Кремер, хотите, я выскажу одно соображение? Раз вы настаиваете на сотрудничестве. Расспрашивать меня вам невыгодно вдвойне, коль скоро вы исходите из того, что не поверите ничему сказанному мной, и раз я не знаю никого из тех людей и мне все равно, что там происходит.

– Это вы так говорите.

– Верно, сэр, я. Зато мне расспросить вас было бы неплохо. Это безусловно помогло бы мне, а в конечном счете – и вам тоже.

– Великолепная мысль. Просто восхитительная.

– Именно.

Кремер положил на поднос изжеванную сигару, достал ещё одну и сунул её в рот.

– Ну, валяйте.

– Спасибо. Во-первых, конечно, о том, что удалось установить. Кто-нибудь арестован?

– Нет.

– Подходящий мотив вы нашли?

– Нет. Никакого, даже самого отдаленного.

– Понятно. А из обычной рутины – отпечатков пальцев, фотографий, свидетелей – ничего не выплыло?

– Нет. Одна или две вещи могут представлять некоторый интерес, но найти их мы не смогли. Вы что-нибудь смыслите в фехтовании?

Вульф покачал головой:

– Ровным счетом ничего.

– В общем, та штука, которой его закололи, называется шпага. У неё треугольное сечение и нет режущего края, а кончик её такой тупой, что если им сильно ткнуть в человека, клинок просто сломается – он очень сильно гнется. Во время фехтования на шпагу надевают маленькую стальную насадку с тремя выпуклыми точками. Эти точки просто обозначают на куртке противника место укола; благодаря толстой насадке шпага не может проколоть ни щитков, которые надевают фехтовальщики, или маску, защищающую лицо.

– На нем же не было никакой маски, – вставил я.

– Я знаю, – кивнул Кремер, – а из этого следует, что в тот момент, когда его убили, он в самом деле вовсе не фехтовал. Милтан сказал, что никто и никогда не фехтует, не надев маски. Та маска, что надевал во время занятий Ладлоу, валялась на скамье у стены. На шпаге, которая пронзила его, насадки не было – просто торчал затупленный конец клинка; но такой тупой шпагой проткнуть человека совершенно невозможно. Однако в кабинете Милтана в стеклянном шкафу хранилась одна штучка – она исчезла, миссис Милтан обнаружила это как раз тогда, когда в кабинете находился Гудвин. Она назвала эту штучку «калдимор». Вы говорите по-французски и можете произнести название лучше меня.