— Я хотел, чтобы Эвмен был моим другом. Судьба решила по-иному. Она столкнула нас лбами — двух самых сильных людей в Ойкумене. Многие трусливо оставались в стороне и наблюдали. Смеялись, думая, что мы загрызем друг друга. — Гримаса отвращения пробежала по лицу Фригийца. — Сейчас они начнут рвать для себя куски пожирнее, надеясь, что я обессилен борьбой. Но я докажу, что это не так. Я заставлю их поджать хвосты — тех, кто сталкивал нас с Эвменом, а сам оставался в стороне и жирел от подлой радости…

«Птолемей, Селевк, Кассандр, наверное — Пифон», — понял Калхас. — «Он расправится с теми, кто снарядил его на войну против стратега». Пастух почувствовал удовлетворение от этой мысли.

— Я предлагаю вам руку и дружбу, — громогласно завершал Антигон. — Я знаю, что такое друзья, я знаю преданность людей Эвмена и хочу, чтобы они стали моими друзьями. Ты видишь — Тевтам уже рядом со мной. Со мной и Иероним…

Он стал перечислять имена второстепенных командиров, но Дотим перебил его:

— Иероним? Не поверю!

Антигон надменно выпятил челюсть.

— Это так. Иероним думал не один день. Он говорил с Эвменом. Не хочу гадать, о чем. Но он согласился быть со мной.

Калхас буквально заткнул рот Дотима.

— Остановись. Он нас не обманывает. Место историка — при дворе большого полководца. Он должен быть там, где события… Да постой же! Я сам предсказывал ему это!

Наемник обмяк.

— Может быть ты, Дотим, хочешь, чтобы я позвал сюда Иеронима? — спросил Антигон.

— Не надо, — поморщился тот. — Не хочу его видеть.

— Ты убедился, что я могу убеждать? — обратился Антигон к Калхасу.

— Убедился, — кивнул пастух. — Но Эвмена-то ты не убедил.

Лицо Фригийца потемнело. Калхас понимал, что, возможно, подписывает сейчас смертный приговор и себе, и Дотиму, но остановиться не мог.

— Иначе зачем ты приказал бы морить его голодом? Стратег ни в коем случае не пошел бы за тобой добровольно. Но он не пошел бы и под угрозой смерти. Я знаю, что он дал Иерониму волю выбирать самому: терять все вместе с ним или оставаться при тебе, чтобы сохранилась хотя бы память о последнем великом человеке. Он и нам предложил бы свободу выбирать. Но мы — люди гораздо менее ценные, чем историк. Нам незачем заботиться о своей жизни.

— Мы не пойдем за тобой, — мрачно добавил Дотим.

— Вот как? — глаза Фригийца блестели недобро. Но Деметрий склонился к его уху, что-то шепнул, и он сдержался. — Да, меня предупреждали, что аркадяне строптивы. И немножко глупы, — Антигон улыбнулся. Голос его смягчился. — Не думаю, что наш разговор закончен. Мы сделаем так.

Фригиец повернулся к людям, что его окружали и произнес:

— Оставьте нас. Я буду говорить с ними один.

Приближенные, в том числе и Деметрий, гуртом отправились к выходу. Тревожный взгляд Тевтама скользнул по Калхасу, и пастух внутренне насторожился. «Все они чувствуют себя неуютно. Даже Антигон. Почему? Что он от нас хочет?»

— Встань, — резко сказал Дотиму Фригиец, когда полог опустился за последним из ушедших. — Я знаю: ты сидишь уже не от горя, а из-за упрямства.

Дотим подчинился, но тем большим вызовом горели его глаза. Заметив это, Фригиец рассмеялся.

— Все-таки вы, аркадяне, звери. Знать бы, чем вас приручил Эвмен? Да, видно, уже поздно.

Он подошел поближе и поднял руку так, словно хотел дотронуться до головы наемник. Дотим шарахнулся назад.

— Ну, ну, не прыгай! — тон Фригийца был таков, словно он говорил со сноровистой лошадью. — Одноглазый не тронет одноухого.

Фригиец повернулся к Калхасу.

— А ты, я вижу, меня не боишься.

Калхас кивнул.

— Не боюсь. Должен бы бояться, а не боюсь.

Антигон вздохнул.

— Ну ладно. — Он вернулся на свое место. — Моя рука все еще раскрыта для вас.

— Благодарю, — Калхас склонил голову. — Но я уже выбрал. И Дотим тоже. Мы ждем приговора.

— Приговора? — Антигон поднял брови. — Ты ждешь приговора? И боги ничего тебе не подсказывают?

Калхас улыбнулся.

— Нет. К сожалению, боги приходят не тогда, когда хочу этого я. Они руководствуются собственными желаниями.

— А я думал, что твердость подсказана тебе богами, — сказал Фригиец и покачал головой. — Тогда я тем более завидую Эвмену. Он хорошо подбирал людей.

Дотим, кажется, пришел в себя и встал рядом с Калхасом: плечо к плечу.

— Ты чего-то хочешь от нас, — сказал он. — Не только дружбы. А, может, даже больше, чем дружбы.

— Правильно. — Фригиец испытывающее посмотрел на аркадян. — Я хочу предложить вам работу… Дело, которое устроит и вас, и меня. После чего я открою перед вами ворота и… не стану отнимать золото, что в ваших поясах. Могу прибавить своего — но ведь вы — аркадяне, вы откажетесь!