Он понял прекрасно, я это видел по его роже. Мы с Мухой выгрузили Свету, усадили ее на лавку, а я набрал номер Ларисы. Ответили мне быстро, причем на проводе оказался Артист собственной персоной.

— Алло! Ты, Пастух? — только и сказал он. — Приходи кофе пить, где обычно.

И положил трубку.

Где обычно? Ну конечно, на Армянку. Там, где мы начали бои местного значения.

Свету мы отвезли к ней домой. Слава богу, не было ее стариков, уехали на дачу. А то интересно, как бы мы с Мухой смотрели им в глаза. Впрочем, ее судьбу нужно было решать безотлагательно. Но для начала мы все же встретились с Артистом.

— Как Света? — Это было первое, что он спросил.

— Ранена, — ответил я.

— Серьезно? — Артист побледнел.

— Да.

— Где она?

— У себя дома.

— Тогда доклад по дороге, хорошо?

— Куда едем?

— Я знаю куда.

При виде Артиста Света ожила, даже румянец пошел по щечкам. Бедную девушку снова пришлось грузить в такси и трясти по гробовым львовским дорогам. Всю дорогу Артист держал ее голову на своей груди, гладил, что-то шептал на ухо. Мне он дорогой только и успел доложить, что у Бороды засада. И опять мы выгрузили нашу раненую на перекошенную лавочку. Правда, эта лавочка стояла во дворе больницы.

Артист очертя голову бросился в больницу и довольно скоро вернулся в сопровождении двух санитаров с носилками. Свету унесли. Артист сопровождал ее до палаты, что-то еще хлопотал, наконец вернулся к нам. Тогда уж мы услышали его подробный доклад.

При приближении к городу Борода начал нервничать. Он ерзал на сиденье, тер лоб, прикрывал на секунду глаза, но тут же вскидывался, кусал губы.

— Болит? — сочувственно поинтересовался Артист.

— Болит, конечно, — честно признался Борода. — Но не в этом дело.

— Что-то не так?

— Да все не так.

Мотор и подвеска древней «БМВ» давали возможность говорить не боясь, что водитель услышит.

— Все не так. Предчувствие у меня.

— Ах да! Ты же художник, у тебя интуиция.

— Не подкалывай. Интуиция меня редко подводит. Тем более, что такое интуиция? То же самое логическое мышление, только проходящее в подсознании. Подсознание строит логическую цепочку и выдает в сознание конечный результат.

— И какой же у тебя конечный результат?

— Нехороший. Опасность чую. Где мы могли проколоться?

— Если честно, то только на твоей Ларисе.

— Вот и я так думаю. Только не хочется так уж плохо о ней думать. Вряд ли она могла бы...

— Ты знаешь, часто баба ради любовника такое может...

— Ты этого Витю имеешь в виду? Да ну. Это у нее заскок. Это она, чтобы тебя позлить. Уж больно она тебя хотела. Витя — явная пешка. Привидение привидением.

— Это ты зря. Не так-то он прост. Может быть, он немного и «тормоз», но глаз у него внимательный, поверь мне.

— Ах да! Ты же у нас разведка!

— Ты теперь меня подкалывать будешь? Я серьезно.

— Ладно, верю. Давай вот что. Ко мне не поедем. Мне в любом случае к врачу надо.

— Ты знаешь подходящего врача?

— Есть один. Доктор Розенблат.

— Ты говорил, что во Львове нет евреев.

— Этот последний. У него отделение травматологии самое шикарное в республике. Правда, он в какой-то момент начал лечить бандитов без доклада в органы и хорошо на этом зарабатывать.

— Ты его осуждаешь?

— Да нет. Он же не все себе. Такую клинику отгрохал! Он действительно классный хирург. С моим отцом дружил, так что, думаю, и мне не откажет в небольшой помощи.

— Хорошо, с тобой ясно. А я проверю твою хату.

К двум были во Львове. Доктора Розенблата пришлось подождать четверть часа — он был на обеде. Его появление в отделении было слышно раньше, чем видно: мощный, едва не оперный бас разносился далеко по коридорам, не находя препятствия среди поворотов и перегородок. Наконец носитель этого мощного голоса вывернул из-за поворота коридора, сопровождаемый свитой из белых халатов, еле поспевающих за его саженной походкой. Это был рослый, мощный мужчина, с большими губами и носом и буйными, черными с проседью кудрями, выбивавшимися из-под белой шапочки. Борода, опираясь на Артиста, поднялся ему навстречу. Доктор притормозил.

— Я к вам, Леопольд Аронович, — с кислой улыбкой промямлил Борода.

— Да. Что? — Бас заполнял весь больничный корпус, действовал как-то подавляюще.

— Леопольд Аронович, я... Вы, наверное, меня не помните, я Шуры Кулика сын...

— Да. Что?

— Леопольд Аронович, тут надо бы конфиденциально... — мямлил Борода.

— В шестую.

— Лео...

— В шестую.

Доктор скрылся в ординаторской, засосав за собой весь медперсонал из коридора. Но от группы сопровождения отделилась все же сестричка и помогла Артисту отвести раненого в шестую палату. Там было две свободные и две занятые койки. Борода тяжело опустился на ближайшую свободную. Сестра вынула из стенного шкафа белье и халат, положила на койку, извинилась, ушла. Снова ожидание и снова недолгое. По коридору прогремел бас, приблизился, и вот доктор Розенблат уже возвышался над бледным, изможденным Бородой. Однако сперва он обратился к Артисту: