– За которой?
– Я за детдомовской Анной.

БЕССОННИЦА

Мебель трескается по ночам. Где-то каплет из водопровода. От вседневного груза плечам В эту пору дается свобода, В эту пору даются вещам Бессловесные души людские, И слепые,

немые,

глухие Разбредаются по этажам. В эту пору часы городские Шлют секунды

туда

и сюда, И плетутся хромые,

кривые, Подымаются в лифте живые, Неживые

и полуживые, Ждут в потемках, где каплет вода, Вынимают из сумок стаканы И приплясывают, как цыганы, За дверями стоят, как беда, Сверла медленно вводят в затворы И сейчас оборвут провода. Но скорее - они кредиторы И пришли навсегда, навсегда, И счета принесли.

Невозможно Воду в ступе, не спавши, толочь, Невозможно заснуть, - так тревожна Для покоя нам данная ночь.

ТЕЛЕФОНЫ

Номера - имена телефонов Постигаются сразу, когда Каждой вести пугаешься, тронув Змеевидные их провода.

Десять букв алфавита без смысла, Десять цифр из реестра судьбы Сочетаются в странные числа И года громоздят на гробы.

Их щемящему ритму покорный, Начинаешь цвета различать, Может статься, зеленый и черный В-1-27-45.

И по номеру можно дознаться, Кто стоит на другой стороне, Если взять телефонные святцы И разгадку найти, как во сне,

И особенно позднею ночью, В час, когда по ошибке звонят, Можно челюсть увидеть воочию, Подбирая число наугад.

ИМЕНА

А ну-ка, Македонца или Пушкина Попробуйте назвать не Александром, А как-нибудь иначе!

Не пытайтесь.

Еще Петру Великому придумайте Другое имя!

Ничего не выйдет.

Встречался вам когда-нибудь юродивый, Которого не называли Гришей? Нет, не встречался, если не соврать.

И можно кожу заживо сорвать, Но имя к нам так крепко припечатано, Что силы нет переименовать, Хоть каждое затерто и захватано. У нас не зря про имя говорят: оно Ни дать ни взять родимое пятно.

Недавно изобретена машинка: Приставят к человеку, и - глядишь Ушная мочка, малая морщинка, Ухмылка, крылышко ноздри, горбинка,

Пищит, как бы комарик или мышь: - Иван!

– Семен!

– Василий!

Худо, братцы, Чужая кожа пристает к носам.

Есть многое на свете, друг Горацио, Что и не снилось нашим мудрецам.

ЛАЗУРНЫЙ ЛУЧ

Тогда я запер на замок двери своего

дома и ушел вместе с другими.

Г.Уэллс

Сам не знаю, что со мною: И последыш и пророк, Что ни сбудется с землею, Вижу вдоль и поперек.

Кто у мачехи-Европы Молока не воровал? Мотоциклы, как циклопы, Заглотали перевал,

Щелестящие машины Держат путь на океан, И горячий дух резины Дышит в пеших горожан.

Слесаря, портные, прачки По шоссе, как муравьи, Катят каторжные тачки, Волокут узлы свои.

Потеряла мать ребенка, Воздух ловит рыбьим ртом, А из рук торчит пеленка И бутылка с молоком.

Паралитик на коляске Боком валится в кювет, Бельма вылезли из маски, Никому и дела нет.

Спотыкается священник И бормочет:

– Умер бог, Голубки бумажных денег Вылетают из-под ног.

К пристани нельзя пробиться, И Европа пред собой Смотрит, как самоубийца, Не мигая, на прибой.

В океане по колена, Белый и большой, как бык, У причала роет пену, Накренясь, "трансатлантик".

А еще одно мгновенье И от Страшного суда, Как надежда на спасенье, Он отвалит навсегда.

По сто раз на дню, как брата, Распинали вы меня, Нет вам к прошлому возврата, Вам подземка не броня.

– Ууу-ла! Ууу-ла!

марсиане Воют на краю Земли, И лазурный луч в тумане Их треножники зажгли.

НОВОСЕЛЬЕ

Исполнены дилювиальной веры В извечный быт у счастья под крылом, Они переезжали из пещеры В свой новый дом.

Не странно ли? В квартире так недавно Царили кисть, линейка и алмаз, И с чистотою, нимфой богоравной, Бог пустоты здесь прятался от нас.

Но четверо нечленов профсоюза Атлант, Сизиф, Геракл и Одиссей Контейнеры, трещавшие от груза, Внесли, бахвалясь алчностью своей.

По-жречески приплясывая рьяно, С молитвенным заклятием "Наддай!" Втащили Попокатепетль дивана, Малиновый, как первозданный рай,

И, показав, на что они способны, Без помощи своих железных рук Вскочили на буфет пятиутробный И Афродиту подняли на крюк.

Как нежный сгусток розового сала, Она плыла по морю одеял Туда, где люстра, как фазан, сияла И свет зари за шторой умирал.

Четыре мужа, Анадиомене Воздав смущенно страстные хвалы, Ушли.

Хозяйка, преклонив колени, Взялась за чемоданы и узлы.

Хозяин расставлял фарфор.

Не всякий Один сюжет ему придать бы мог: Здесь были:

свиньи,