Григорий ТАРНАРУЦКИЙ
ЖИВАЯ ВОДА
– Не давайте Марьину открывать шампанское, он всех обольет.
– Кто, я оболью?
Через стол протягивается огромная пятерня Гречкова и крепко обхватывает бутылку.
– Дай мне. У меня все же тонкие пальцы хирурга, а ты у нас теоретик. Зинка, не подставляй свой фужер, ты достаточно валерьянки перед экзаменом наглоталась.
Хлопает пробка. Бутылка взрывается пенистым фонтаном. Девчата с визгом вскакивают, отряхивают платья. Потом все хохочут.
– Предлагаю выпить на антибрудершафт, - смахивая с пиджака капли, говорит франтоватый Лебедев.
– Хочу тебя, Марьин, на "вы" называть.
– Вот подожди, сделается Володька академиком, вообще не поговоришь запросто. Встанет в дверях этакая пышнотелая секретарша и проворкует: "Владимир Андреевич заняты. Они важные научные проблемы решают".
– А я скажу, что академик Марьин задолжал мне еще со стипендии пять рублей.
– Ой, мальчики, неужели уже наступил другой год? Наш последний студенческий.
– У тебя, Зинка, все шансы его продлить, если опять завалишь зачет у Гаврилова.
– Не завалю. Надену такую мини-юбку, что старика инфаркт хватит.
– Инфаркт хватит, - передразнивает Гречков.
– Эх ты, мини-врач!
Хрупкая, похожая на подростка Зиночка Дорохова замахивается кулачком на крупного Гречкова...
– Честное слово. Юрка, ты у меня уйдешь отсюда с гематомами Третью степень не обещаю, но больно будет.
– Зин, это неблагоразумно, у нас ведь разные весовые категории.
– Бей его, Зинуля! Когда поженитесь, будет поздно. Тогда он чуть что побежит в местком жаловаться.
Смеясь, Гречков сгребает Дорохову в охапку и целует в нос.
– Осторожно, Гречков! Ты же ее сломаешь. И вообще, что у нас, в конце концов. Новый год или свадьба?
Маленькая общежитская комната, где сидят прямо на кроватях, тесно прижавшись друг к другу, так переполнена весельем, что кажется, будто оно вот-вот вырвется наружу, как та струя шампанского, и забрызгает всех, кто попадется, яркими каплями радости.
Вера в который раз подумала, что не зря согласилась с Сергеем встретить Новый год в студенческой группе. До чего все они славные! И эта изящная Зинка, и большой добродушный Гречков, и умница Володя Марьин - надежда и гордость всей группы.
О Марьине Вера слышала и раньше. Однажды даже прочла о нем очерк в молодежном журнале. Очерк был восторженным, с длинным заносчивым названием "Он сказку сделал былью". Сергей долго потом сердился: "Эти твои коллеги ради красного словца черт знает что наобещают. Владимир пока лишь принцип открыл, а до "живой воды", как они ее называют, еще многие годы. Морочат людям головы своей писаниной".
Сергей вообще не одобрял Вериной профессии. Считал, что сестра изменила семейной традиции, хотя врачами у них были только он да мать. Отец же имел весьма косвенное отношение к медицине: преподавал философию в мединституте. Сам Сергей закончил здесь ординатуру, затем профессор Гаврилов пригласил его на кафедру и дал читать лекции по анестезиологии. Попутно брат занимался теоретическими исследованиями акупунктуры, переписываясь с десятками врачей, практически осваивающими иглотерапию, и считал себя очень занятым человеком. Когда ему поручили руководство учебной группой, Сергей взялся неохотно, но вскоре сдружился с ребятами, увлек их научной работой. Марьин и Лебедев едва ли не ночевали в его лаборатории. Пристрастился было и Гречков, но его буквально отвоевал Евгений Осипович Собецкий, суливший Юрию будущее блестящего хирурга. На третьем курсе ребята уже выступали на научных конференциях с самостоятельными докладами. Вот тут-то Марьин и выдал свою идею.
Зал, как рассказывал потом Сергей, слушал сначала со снисходительной насмешливостью, не принимая всерьез запальчивые студенческие фантазии, пока кто-то не выкрикнул удивленно: "Да ведь это возможно!" Поднялась целая буря. Марьина из запальчивого фантазера произвели в гении, затем два раза разжаловали и опять произвели. Наконец встал молодой член-корр из Киева и резюмировал: дескать, идея, конечно, крайне интересная, но практическое ее воплощение весьма сомнительно, ибо само средство должно обладать столь необычными функциональными свойствами, каких в природе, увы, не наблюдается. И все же последнее слово осталось за Марьиным, который звонко объявил с трибуны, что он с друзьями готовы посвятить этому жизнь, пока не создадут такой эликсир, пусть даже природа ничего подобного никогда не предполагала, и сошел в зал под одобрительные аплодисменты.
Позднее его идею восприняли серьезнее. Кто-то из медицинских светил заявил, что ее осуществление изменит всю лечебную практику, сведя количество специализаций до минимума. Некоторые поговаривали, что и подготовка врачей понадобится менее обстоятельная. Вера плохо во всем этом разбиралась, даже очерк в журнале не дал ясного представления. Сергей же популярно объяснять не любил и раздражался от всякого упрощения научных понятий. Ей хотелось расспросить самого Марьина, но она стеснялась, так как была здесь впервые и не совсем еще освоилась в их компании. Да и время для таких разговоров казалось неподходящим.