Шрифт:
Царь смотрел на него вопрошающим оком.
— Вот ты, государь, примерно, уже много воров казнил, а измена все еще на Руси не вывелась. И еще ты столько же казнишь, и вдесятеро более, а измены все не избудешь!
Царь слушал и не догадывался.
— Оттого, государь, не избыть тебе измены, что ты рубишь у нее сучья да ветви, а ствол-то самый и с корнем стоит здоровехонек!
Царь все еще не понимал, но слушал с возрастающим любопытством.
— Видишь, государь, как бы тебе сказать… Вот, примерно, вспомни, когда ты при смерти лежал, дай бог тебе много лет здравствовать! а бояре-то на тебя, трудного, заговор затеяли. Ведь у них был тогда старшой, примерно, братец твой Володимир Андреич [91] !
91
Володимир Андреич (1533-1569) — двоюродный брат Ивана Грозного, старицкий князь, претендовал на московский престол.
«А! — подумал царь, — так вот что значили мои ночные видения! Враг хотел помрачить разум мой, чтоб убоялся я сокрушить замыслы брата. Но будет не так. Не пожалею и брата!»
— Говори… — сказал он, обращаясь грозно к Малюте, — говори, что знаешь про Володимира Андреича!
— Нет, государь, моя речь теперь не про Володимира Андреича. В нем я уже того не чаю, чтобы он что-либо над тобой учинил. И бояре к нему теперь уже не мыслят. Давно перестал он подыскиваться под тобою царства. Моя речь не про него.
— Про кого же? — спросил царь с удивлением, и черты его судорожно задвигались.
— Видишь, государь! Володимир-то Андреич раздумал государство мутить, да бояре-то не раздумали. Они себе на уме; не удалось, мол, его на царство посадить, так мы посадим…
Малюта замялся.
— Кого? — спросил царь, и глаза его запылали.
Малюта позеленел.
— Государь! Не все пригоже выговаривать. Наш брат думай да гадай, а язык держи за зубами.
— Кого? — повторил Иоанн, вставая с места.
Малюта медлил с ответом.
Царь схватил его за ворот обеими руками, придвинул лицо его к своему лицу и впился в него глазами.
Ноги Малюты стали подкашиваться.
— Государь, — сказал он вполголоса, — ты на него не гневайся, ведь он не сам вздумал!
— Говори! — произнес хриплым шепотом Иоанн и стиснул крепче ворот Малюты.
— Ему-то и на ум бы не взбрело, — продолжал Малюта, избегая царского взора, — ну, а должно быть, подбили его. Кто к нему поближе, тот и подбил. А он, грешный человек, подумал себе: немного позже, немного ране, все тем же кончится.
Царь начал догадываться. Он сделался бледнее. Пальцы его стали разгибаться и выпускать ворот Малюты.
Малюта оправился. Он понял, что настала пора для решительного удара!
— Государь! — сказал он вдруг резко, — не ищи замены далеко. Супротивник твой сидит супротив тебя, он пьет с тобой с одного ковша, ест с тобой с одного блюда, платье носит с одного плеча!
Замолчал Скуратов и, полный ожидания, решился устремить на царя кровавые глаза свои.
Замолчал и царь. Руки его опустились. Понял он наконец Малюту.
В это мгновение раздались на дворе радостные крики.
Еще в самое то время, как начался разговор между царем и Скуратовым, царевич с своими окольными въехал на двор, где ожидали его торговые люди черных сотен и слобод, пришедшие от Москвы с хлебом-солью и с челобитьем.
Увидев царевича, они все стали на колени.
— Чего вы просите, аршинники? — спросил небрежно царевич.
— Батюшка! — отвечали старшины, — пришли мы плакаться твоей милости! Будь нам заступником! Умилосердись над нашими головами! Разоряют нас совсем опричники, заедают и с женами, и с детьми!
— Вишь, дурачье! — сказал царевич, обращаясь с усмешкой к Басманову. — Они б хотели и жен, и товар про себя одних держать! Да чего вы расхныкались? Ступайте себе домой; я, пожалуй, попрошу батюшку за вас, дураков!
— Отец ты наш, дай бог тебе многие лета! — закричали торговые люди.
Царевич сидел на коне. Возле него был Басманов. Просители стояли перед ними на коленях. Старший держал золотое блюдо с хлебом-солью.
Малюта все видел из окна.
— Государь, — шепнул он царю, — должно быть, его подбил кто-нибудь из тех, что теперь с ним. Посмотри, вот уже народ ему на царстве здоровает!
И как чародей пугается недоброй силы, которую сам он вызвал, так Малюта испугался выражения, которое слова его вызвали на чертах Иоанна.
С лица царя исчезло все человеческое. Таким страшным никогда не видывал его Малюта.
Прошло несколько мгновений. Вдруг Иоанн улыбнулся.
— Гриша, — сказал он, положив обе руки на плечи Скуратова, — как, бишь, ты сейчас говорил? Я рублю сучья да ветви, а ствол-то стоит здоровешенек? Гриша, — продолжал царь, медленно выговаривая каждое слово и смотря на Малюту с какой-то страшной доверчивостью, — берешься ли ты вырвать с корнем измену?