Артур уступил место.

– Но здесь же нет ничего интересного!
– воскликнул он, наклонившись.
– И ты два часа смотрел, караул?

– Мне интересно, - ответил Артур и шепотом добавил: - По правде говоря, я не собираюсь здесь долго задерживаться.

Доктор тоже понизил голос.

– Сразу вижу в тебе кровь прежних: малейшие оковы и начинается борьба за свободу... Местность мне незнакома. Судя по пейзажу... за каждым валуном прячутся, чтобы напасть, длинноухие гибриды. Да и при побеге погонятся гвардейцы, вызовут глайдеры, устроят облаву. Неприглядная картинка, караул.

– Погонятся шакалы, - уточнил Артур, - а это меняет дело. Мы будем биться.

– Гмм... куда же нас везут?

– Понятия не имею. К югу.

– Это плохо, - проговорил Доктор и замолк.

Солнце нестерпимо калило кузов, стояла духота и от людей валил нездоровый смрад... Печать за грехи отцов изъянами лежала на НИХ. Шелушащаяся и разноцветная кожа, неправильной формы руки и ноги... Неизбежны законы природы, когда сын виновен в ошибках отца. Но пока они живут, пусть несчастные, но все же люди, - никто не имеет права безнравственного обращения с ними... Да, да, да, у нас нет понимания того, что мы делаем, зачем мы это делаем, и почему мы делаем это так плохо. Мы отрицаем себя своими действиями. Вот, мы не сумели владычествовать над миром, как не стали и атомами единой гармонии (есть в нас дурацкое свойство, называемое эгоизмом), мы не нашли братьев по разуму, и даже по-настоящему не вышли в космос, потому что разобщены и не создали монолитного образования - человечества, такого естественного и такого далекого. Но и здесь, на Земле, мы не построили ничего устойчивого, а пресловутая техносфера нас слишком скоро предала...

– В детстве, - задумчиво сказал Доктор, - я мечтал быть журналистом. Знаешь, это романтично - ездишь по городам, создаешь новости, берешь интервью у популярных личностей и постоянно на передних рубежах событий. Но мечтал еще во времена какой-никакой стабильности, вплоть до... до того памятного страшного голодного года. И я познал все ужасы низов общества и это было невыносимо, когда соседка съела своего маленького ребенка и сошла с ума, когда мы стали ловить из реки кишащую червями рыбу, когда другая соседка... Потом я убежал из дома и бродил в пригородах Столицы, но насмотрелся на стольких изувеченных уродов, изголодался до таких костей, что поневоле вернулся домой. Мамы уже не было, а сестра превратилась в дряблый костлявый мешок, тускнеющий с каждым часом. Потом огонек ее жизни угас совсем. Тогда я убежал вновь и, на свою удачу, пристал к одному разъезжему врачу - у того были деньги, но как раз не было смышленного помощника... Интересно ли тебе?

– Да, очень, - сказал Артур, но Доктор замолчал. До этого всегда подвижные его глаза печально застыли и стали походить на саму скорбь.

– Отсюда нет достойного выхода, - медленно проговорил он. Только унижение и смерть. Падение и смерть... Знаешь, мне не раз приходила мысль. Земля как саморегулирующаяся живая система обладает инстинктом самосохранения и когда люди становятся шелухой, из необходимости превращаются в экскременты, в рудимент, в гнойник, она отказывается от них.

– Как-то я изучал пантеизм...
– начал было Артур.

– Вот так и живу, - как будто не замечал собеседника Доктор, словно я не я, а частица высшего организма. Лечу людей и думаю: это Земля оперирует моими руками. Что так надо и это во благо.

– Можно перебить?
– вмешался кто-то со стороны.
– Грегором зовут. Я тут подслушал немного, думаю вы правы. Как врач вы подтвердите, что у человека бывают неизлечимые болезни? Бывают. Также и у остального, к примеру, у вашей живой системы. С болезнью не всегда можно справиться, от нее можно и умереть.

– Да, умереть, - согласился Доктор. Из темного угла его позвали и он ушел, осторожно ступая в темноте чтобы никого на раздавить.

Долго наступал вечер, но-таки наступил и воинственное пурпурное солнце скатилось на самую кромку холмов. Колонна грузовиков подъехала, по-видимому, к военной базе и остановилась на каменистом лугу перед высоким, ограждающим ее, забором. Дверцы фургона с лязгом отворили и ворвавшийся прохладныйветер обнажил тела людей в самых причудливых положениях, в какие их разместила пытающая тряска по старой предгорной дороге. Они тоскливо копошились во тьме, уже давно отчаявшись глотнуть поток пьянящего неба. Пленных согнали вниз и кое-как сбили в колонну. После этого массивные ворота в заборе отворились, впустили по одному урчащие грузовики и выпустили кучку страшных людей в черной униформе, которые катили перед собой пару тележек: одну с пузатым бочонком, а другая была нагружена тяжелой угловатой аппаратурой. Возглавлял процессию невысокий человечек, к которому немедленно бросился комиссар Джахари, восклицая: "О, Эдкенс, мое почтение!" - но тот холодно осадил: "Вначале дело, Вилли". И черная процессия медленно двинулась вдоль колонны. Завыл тревожный горный ветер. Пленные стояли, понуро сгорбившись, и тут от них отделился один человек и попытался бежать. Неуклюже махая руками и слегка сбивая шаг, он направился к лощине, и почти добежал до начала склона, когда его сразило двойной автоматной очередью. Перестал свистеть ветер. Это у Артура заложило уши.

"Гадство! Мы и в дни исхода не отказались от безумства!"

После краткой заминки, связанной с этим происшествием, пленных стали разделять на три группы, но перед этим каждому давали выпить полстакана воды из бочонка. Дело продвигалось уверенно и вскоре очередь дошла до Доктора. Невысокий человечек Эдкенс спросил:

– Как здоровье? Что болит?

Сзади него встрял в разговор комиссар.

– Том, заметь, он поносил мудрейших Близнецов, - и улыбнулся во весь рот, но когда начальник Пункта проворчал: "Спрошу у тебя, тогда и советуй", улыбка мгновенно спала с его лица.

Помощник все-таки сделал пометку в блокноте. Эдкенс сказал: "На опыты", и Доктору протянули стакан с водой. Он перекрестился и залпом выпил; подошел другой помощник и увел его в одну из раздельных групп. Артур посмотрел Доктору вслед, затем перевел взгляд на стоящих перед ним людей, словно недоумевая, чего им от него надо.

– Как здоровье? Что болит?
– спросил Эдкенс Артура.

– А у вас?
– в свою очередь спросил Артур и вгляделся в крохотные злые глазки начальника Пункта, которые мигом вспыхнули.