Другие стихи касались конкретных лиц.

"Когда Михайло, друг Давидов, получит Орден Сатаны

За слов потоки и реформы, что к краху привели страны,

Родится книга лже-пророков, где Счет - есть Камень и Глава:

Сын человеческий - легенда, Мария в Риме умерла.....

И вся история - лишь мифы. Иуда прав, Израиль плох,

И дальше точно в том же духе....Прости все это им, наш Бог!...".

Кто этот "Михайло" как не Горбачев, получивший в Израиле высшую награду - орден царя Давида? Есть иудеи, поддерживающие те богоборческие идеи, что Христос был лишь одним из пророков, а Дева Мария окончила дни в Риме и настоящий мессия еще грядет. Не попадайте и вы в сети лжепророков.

Еще два четверостишия:

"Когда правитель именем Георгий (сидит он под гербом и прозван

колченогим) воздвигнет памятник похожий на урода,

Восстанет избранный нам близкого народа.

Врагом Земли он будет наречен и Мира,

но развенчает ложного кумира."

И:

"Медведя сменит Белый Бык.

Простой, но правильный мужик.

Свершится это в тот же день,

Когда покинет мавзолей - хрустальный гроб вождя вождей...".

По моему и в первом и во втором случае говорится о Лукашенко, избраннике белорусов. Его имя так и просится на замену "Белого Быка" (зубр из Беловежской Пущи), призванного сменить Медведя-Ельцина... Ну, а с мавзолеем Ленина все понятно. Автор часто упоминал в своих стихах Орду, татар, но в эти слова он, судя по всему, вкладывал иные значения, более глубокие. Если татары - это русские, то Орда - орден. "Русский Орден". Его истоки прослеживаются давно, еще с 18 века. Не входил ли и сам писавший в эту организацию? Вполне возможно. Не на это ли намекает еще одно его стихотворение:

"Орда противится горбатым, картавым слугам Сатаны.

Их сталь берет, и крест распятый, и русский дух сразить должны.

Пребудет Царь, ниспослан Богом. Когда покается народ.

И рыжих бесов на подмогу, Иуда за морем зовет...".

Ну как тут вновь не вспомнить Чубайса и прочих Гайдаров с Горбачевыми? Как они боятся и ненавидят все русское, зная, что именно отсюда придет их погибель.

2

У Елизаветы Васильевны, многолетней и "тайной" жены Просторова Днищеву удалось побывать вновь лишь десятого мая, после Дня Победы. Геннадий Сергеевич предпочитал одиночество по простой причине: вся его деятельность в "Русском Ордене" была сопряжена с риском для жизни, а при этом могли пострадать и близкие люди. Даже его давнишняя связь с этой женщиной обнаружилась лишь после смерти Просторова. Они познакомились еще на Белорусском фронте - молодой капитан и медврач с ясными голубыми глазами. Сейчас старушка носила очки и близоруко щурилась, но цвет глаз оставался все таким же небесно-ярким. Встретила она Сергея доброжелательно, как старого знакомого, хотя видела всего третий раз в жизни. Тотчас же поставила чайник, вынула из серванта печенье, но и сам Днищев пришел не с пустыми руками - с тортом и букетом цветов.

– С прошедшим праздником!
– сказал он.
– Ваше поколение сумело отстоять Россию. А наше - проиграло ее в казино дяде Сэму.

– Так вам и возвращать ее обратно, - заметила старушка.
– Как жаль, что его сейчас нет с нами.... Хотите взглянуть, какими мы были в то время, на фронте?

Днищев деликатно взял в руки фотоальбом, хотя ему не терпелось задать Елизавете Васильевне много других вопросов. Но вряд ли она могла ответить на них полностью - жизнь Просторова и для нее оставалась тайной, он не посвящал ее в свою работу. А ведь уже в те годы, относящемся к первым дням знакомств с нею, им было сделано не мало, ему поручались самые ответственные задания. Стоит лишь упомянуть о том, что в борьбе с инородно-эксплуататорским классом за возрождение национально-патриотических черт государственной политики он стоял рядом с Ждановым, а тот, как известно, выполнял поручения "прозревшего" Сталина. В сентябре 1943 года на одном из совещаний Сталина в загородной резиденции было принято решение об изменении церковно-государственных отношений. В тот же день в Кремль были доставлены специально приглашенные из разных концов страны по такому случаю виднейшие православные иерархи: патриарший местоблюститель митрополит Сергей, ленинградский архиерей Алексий и экзарх Украины Николай. В числе сопровождавших последнего и был Геннадий Просторов.... Спустя три года Жданов выступит с резким осуждением "безродных космополитов" и столкнется со всемогущим Берией, а в 1952 году почти одновременно и в Москве, и в Праге пройдут громкие процессы по "сионистскому заговору", который существовал в действительности. И совсем не случайно последуют две параллельные смерти - и Сталина, и Готвальда, которым так и не удалось довершить до конца начатое дело. Интернационалисты окажутся в тот раз сильнее...

Елизавета Васильевна долго и подробно рассказывала о каждой фотографии, а Днищеву так и не получалось как-то перевести разговор на другую тему. Наверное, этот фотоальбом - был единственным, что у нее оставалось в жизни. Она и жила лишь прошлым, в котором у нее было гораздо больше светлого и праздничного, чем ныне. Как, впрочем, и у большинства людей. Украдкой зевнув, Днищев перевернул картонный лист. И тут его словно ударило электрическим током. На фотографии, вместе с Просторовым и Елизаветой Васильевной, был запечатлен подросток - с выступающими надбровными дугами, глубоко посаженными глазками и каким-то обезьяньим ртом. У Днищева даже заколотилось сердце, он не мог поверить в свою догадку.

– А кто это между вами?
– затаив дыхание, спросил он.

– Ах, это!
– откликнулась Елизавета Васильевна, приблизив лицо к альбому.
– Леша Мокроусов.... Сын моей институтской подруги. Она погибла на фронте, вместе с отцом мальчика. И некоторое время он воспитывался у меня. Потом его забрали родственники.

– У вас есть другие его фотографии?

Старушка перевернула несколько страниц в альбоме.

– Вот, пожалуйста, здесь он уже взрослый.

Сомнений не было - Мокровец собственной персоной, да еще в солдатской форме. "Неисповедимы пути Господни!" - подумал Днищев, еще не зная - что стоит за этим неожиданным открытием.

– А Геннадий Сергеевич... как он к нему относился?

– Да как!
– откликнулась старушка.
– Сначала пытался воспитывать, учить уму-разуму... Но потом... понял, что бесполезно. У Леши был очень своевольный характер, хитрый. Наверное, смерть родителей повлияла. Хотя Геннадий и пытался заменить ему отца. Но не получалось. Слишком они оказались разными.

– А когда вы видели Мокров... Мокроусова последний раз?

– Вы знаете, очень странно, - ответила Елизавета Васильевна.
– Почти десять лет о нем не было ни слуха, ни духа. А тут вдруг - в декабре прошлого года объявился... С подарками, возмужавший. Сказал, что работает на Севере, в каком-то "шахтоуправлении". Много шутил, смеялся. Несколько раз приходил.

– А расспрашивал что-либо о Геннадии Сергеевиче?

– Ну, конечно! Все-таки не чужие. Но встретиться им так и не довелось.

"Как знать", - подумал Днищев. "Мокровец ничего не делает просто так. "Шахтер"!

– И после смерти Просторова он больше не появлялся?
– спросил он, уверенный в ответе.

– Нет, заходил еще раз, - неожиданно ответила она.
– Не далее, как три дня назад. Интересовался, как я живу. А как мне жить? Только воспоминаниями....

– Вы ему ничего не рассказывали... допустим, о друзьях Геннадия Сергеевича? Обо мне?