Тренев Виталий Константинович
Рассказы
БРИГ "МЕРКУРИЙ"
(Русско-турецкая война 1829 года)
Фрегат "Штандарт", бриг "Орфей" и восемнадцатипушечный бриг "Меркурий" были посланы к Босфору от эскадры линейных кораблей адмирала Грейга, находившейся у Сизополя. Задачей этих дозорных судов было следить за движениями турецкого флота.
Вечерело. После жаркого и тихого майского дня потянуло холодком. С норда набежал ветер, и гладкое бледно-голубое море, весь день неподвижно дремавшее под горячим солнцем, зашевелилось и потемнело.
Крутая волна начала плескать в высокий темный борт "Меркурия". Паруса вздулись, натянулись снасти. Бриг накренился. Вдоль бортов, зашумев, побежали, пенясь и отставая, отвалы темно-зеленой воды. Судно прибавило хода. Вдали, почти на горизонте, лиловел далекий Анатолийский берег. Между ним и бригом неслись, как белые птицы, "Орфей" и "Штандарт". Корабли шли в виду берегов развернутым строем в миле друг от друга.
На "Меркурии" вахтенные матросы прятались от засвежевшего ветра между орудиями с наветренного борта. Капитан брига лейтенант Казарский и вахтенный начальник лейтенант Скарятин, поеживаясь, стояли на юте1. Казарский глянул на небо, стараясь угадать, какая будет ночью погода.
Небо было безоблачно и огромно. Солнце склонялось к потемневшему морю. Прозрачное тонкое стекло неба на западе плавилось и пламенело. В зените оно было еще темно-голубое, глубокое, почти синее, а на востоке прозрачно-зеленоватое, но тускнело на глазах, приобретая сумеречные сиреневые тона.
– Задувает свежачок, Александр Иванович, - сказал Скарятин.
– Можно сказать, привет из любезного отечества.
– К утру уляжется, - коротко отвечал Казарский.
– Васютин, шинель!
– крикнул Скарятин.
– Есть, ваше благородие!
Из-за пушки бомбой вылетел белокурый крепыш-матрос и стремглав бросился к трапу, стуча каблуками.
– Что вы, батенька, ведь май на дворе, - усмехнулся Казарский.
– Май-то май, а шинель надевай!
– весело отвечал румяный, жизнерадостный Скарятин.
На ют поднялись лейтенант Новосельский, мичман Притупов и переводчик грек Христофор Георгиевич, три дня тому назад поступивший на бриг.
– Эка благодать, господи прости!
– картавя, сказал Новосельский и набрал полную грудь влажного, терпкого морского воздуха.
– А мы-то внизу сидели, как проклятые...
Лейтенант был не в духе. Он проиграл греку семь рублей. Христофор Георгиевич, не без пользы проводивший время в кают-компании, довольно щурился, раздувая ноздри, и шевелил черными огромными усами.
Бриг начало покачивать на нарастающей бойкой волне.
Казарский, высокий блондин со строгой осанкой и серьезным узким лицом, поглядел на переводчика.
– Качки не боитесь, Христофор Георгиевич?
– спросил он.
– О! Нету, нету!
– заторопился грек.
– Ми много-много моря плавал. Ми море знаем. Наша Греция - куругом, куругом море есть.
– У них, в Греции, Александр Иванович, все капитаны, - подмигивая, сказал Скарятин.
Христофор Георгиевич с опасением глянул на лейтенанта, допекавшего его шутками. Казарский, пряча сдержанную улыбку на тонких губах, поднес к глазу зрительную трубу.
– Все шутить изволите, господин лейтенант, - недовольно процедил Новосельский, трогая мизинцем зуб, который начинал ныть.
– Смеяться, Федя, не грешно над тем, что кажется смешно, - отвечал Скарятин, кивая на коренастую фигурку переводчика.
– Вона! Вона! Эх! Эх!
– закричал Притупов.
– Господа, дельфины!
Все, кроме вахтенного начальника и Казарского, подошли к борту. От брига и высоких парусов на море ложилась тень. Вода там была темная, сине-зеленая, но прозрачная. Торопливые крутые волны, рассыпаясь белой пеной, одна за другой отставали от брига. Между ними мелькнул в воздухе черный круглый горб спины с острым плавником, сверкнуло белое брюхо.
Одна за другой проносились под водою быстрые тени. Гладкие, тугие тела вылетали на поверхность и уходили вглубь.
– Эвона! Эвона! Эх, эх! Красота!
– восхищенно покрикивал Притупов.
– Кефаль, кефаль! Они кефаль гонят!
– закричал грек, указывая вперед.
Серебром сверкающая кефаль стайкой прошла под киль брига.
Скарятин не выдержал, подошел глянуть за борт.
– Кефальчики, толстячки!
– с умилением сказал он, причмокивая полными, яркими губами.
– Поохотиться бы, господа, а?
– оживившись, сказал Новосельский, забывая про ноющий зуб.
– Господин капитан, разрешите?