Тут старика прервали: гонец от короля принес Жанне записку, которую я ей прочел; там говорилось, что король подумал и посоветовался со своими военачальниками и просит ее остаться во главе армии и взять назад свое прошение об отставке. Не может ли она немедленно прийти на военный совет? И тотчас же в ночной тиши раздались слова команды и треск барабана - это шли ее телохранители.

На лице ее выразилось глубокое огорчение, но только на миг - потом это выражение исчезло. Исчезла девочка, тоскующая о родном доме, и перед нами снова была Жанна д'Арк, главнокомандующий армией, готовая выполнять свой долг.

Глава XXXVIII. Король командует: "Вперед!"

В качестве пажа и секретаря я последовал за Жанной на военный совет. Она вошла туда с видом оскорбленной богини. Куда девалась простодушная девочка, которая только что радовалась ленте и хохотала до упаду над злоключениями старого простака, наскочившего на похоронную процессию верхом на быке, искусанном пчелами? Вы не нашли бы в ней и следа этой девочки. Она подошла прямо к столу, за которым заседал совет, и остановилась. Она обвела всех глазами; и одних ее взгляд зажигал, как факел, других словно клеймил раскаленным железом. Она знала, куда направить удар. Указав кивком головы на полководцев, она сказала:

– С вами мне не о чем толковать. Не вы потребовали созвать совет.Обернувшись к королевским приближенным, она продолжала: - Вот с кем придется говорить. Военный совет! Просто диву даешься: перед нами один путь, и только один, а вы созываете совет! Военный совет нужен, чтобы выбрать одно из нескольких решений. А к чему он, когда перед нами только один путь? Вот, скажем, человек в лодке, а родные его - в воде; так что ж, он будет собирать совет из приятелей и спрашивать, как лучше поступить? Военный совет! Боже ты мой! А что на нем решать?

Она перевела глаза на Ла Тремуйля и молча мерила его взглядом; волнение среди присутствующих возрастало, и сердца бились все сильней. Жанна сказала раздельно и твердо:

– Каждый здравый умом человек, - если он служит королю от чистого сердца, а не напоказ, - знает, что для нас возможно только одно - идти на Париж!

Ла Гир одобрительно стукнул кулаком по столу. Ла Тремуйль побелел от гнева, но сдержался и промолчал. Ленивая кровь короля зажглась, глаза его сверкнули: - в нем все же где-то таилась воинская отвага, и смелая речь всегда находила в нем отклик. Жанна подождала, не станет ли первый министр защищать свои позиции, но он был мудр и опытен и не склонен тратить попусту силы, выгребая против течения. Он лучше подождет: король всегда выслушает его наедине.

Слово взял набожный лис - канцлер Франции. Потирая мягкие руки и вкрадчиво улыбаясь, он сказал Жанне:

– Прилично ли будет, ваша светлость, выступить столь внезапно, не дождавшись ответа от герцога Бургундского? Вам, быть может, неизвестно, что мы ведем с герцогом переговоры и надеемся договориться о двухнедельном перемирии. А он может обязаться сдать Париж без единого выстрела и даже без утомительного похода.

Жанна обернулась к нему и сказала серьезно:

– Здесь не исповедальня, господин канцлер. Вам не было надобности обнаруживать перед всеми свой позор.

Канцлер покраснел и сказал:

– Позор? Что же тут позорного?

Жанна проговорила ровно и бесстрастно:

– Я вам отвечу, и на это не придется тратить много слов. Я знала об этой жалкой комедии, господин канцлер, хотя ее и думали утаить от меня. Что ж, пожалуй это даже служит к чести ее сочинителей - то, что они хотели держать ее в тайне. Ведь ее можно выразить двумя словами.

Канцлер сказал с иронией:

– Вот как? Осмелюсь спросить вашу светлость, какими именно?

– Трусость и измена!

Теперь уже все полководцы разом стукнули по столу, а глаза короля снова весело сверкнули. Канцлер вскочил и обратился к королю:

– Я прошу вашей защиты, сир!

Но король отмахнулся от него и сказал:

– Спокойствие! С ней следовало посоветоваться заранее, раз дело касается не только политики, но и войны. Так пусть она выскажется хотя бы теперь.

Канцлер сел, дрожа от негодования, и сказал Жанне:

– Из сострадания к вам я готов считать, что вы не знаете, кто предложил эти переговоры, которые вы осудили в столь резких выражениях.

– Приберегите сострадание до другого случая, господин канцлер, сказала Жанна все так же спокойно.
– Когда затевается что-нибудь противное интересам и чести Франции, каждый знает, кто тут двое главных...

– Сир, это клевета!..

– Нет, не клевета, господин канцлер, - сказала Жанна невозмутимо, это - обвинение. Я предъявляю его первому министру короля и канцлеру.

Тут они вскочили оба, требуя, чтобы король запретил Жанне подобную откровенность; но он и не подумал запрещать. Советы бывали обычно стоячей водой, а сейчас дух его отведал вина и нашел его вкус отличным. Он сказал: