– Постыдился бы говорить такое человеку, который не раз доказал свою дружбу.

– Он не обязан ничего рассказывать, если не хочет, – вступил в спор Сказитель.

– Тогда я отвечу тебе, – сказал Мера. – Да, ты прав: папа – седьмой сын.

– Как и Эл-младший, – заметил Сказитель. – Верно? Вы никогда об этом не упоминали, но, насколько мне известно, собственное имя дается либо первенцу, либо седьмому сыну.

– Наш старший брат Вигор погиб в реке Хатрак за несколько минут до того, как родился Эл-младший, – объяснил Мера.

– Хатрак… – проговорил Сказитель.

– Ты бывал там? – спросил Мера.

– Я бывал везде. Но почему-то мне кажется, я должен был вспомнить об этой речке гораздо раньше, хотя никак не могу взять в толк почему. Седьмой сын седьмого сына… Он магией вызовет жернов из скалы?

– О магии мы стараемся не говорить, – сказал Мера.

– Он вырубит его, – ответил Миллер. – Как самый обычный каменотес.

– Он большой мальчик, но все же очень юн, – намекнул Сказитель.

– Скажем так, – снова заговорил Мера, – когда он берется за инструмент, камень становится неизмеримо мягче, чем когда рублю я.

– Было бы здорово, – сказал Миллер, – если бы ты остался здесь и помог парням обтесать деревья. Нам понадобятся крепкие дровни и хорошие, гладкие шесты, чтобы выкладывать дорогу.

Того, что было у него на душе, он не сказал, но слова его толковались однозначно: «Оставайся внизу и не задавай слишком много вопросов об Элвине-младшем».

Поэтому Сказитель все утро и большую часть дня проработал с Дэвидом, Мерой и Кальмом под мерный звон железа о камень, доносившийся сверху. Стук Элвина-младшего задавал ритм всей работе, хотя никто ни словом об этом не обмолвился.

Вот только Сказитель не привык работать в тишине. А раз остальные поначалу предпочитали хранить молчание, рассказывал в основном он. И поскольку трудился он на равных со взрослыми мужчинами, а не с детьми, он рассказывал вовсе не о приключениях, героях и трагических смертях.

Большую часть времени он посвятил саге о Джоне Адамсе 36 . Как дом его был сожжен бостонской толпой, после того как Адамс выиграл дело десяти женщин, обвиненных в колдовстве. Как Алекс Гамильтон 37 пригласил его на остров Манхэттэн, где они вдвоем основали совместное юридическое дело. Как в течение десяти лет они убеждали голландское правительство открыть неограниченный въезд в колонии для неголландских иммигрантов и как англичане, шотландцы, валлийцы и ирландцы составили большую часть поселенцев Нью-Амстердама и Нью-Оранжа, хотя в Новой Голландии их было пока очень мало. Как в тысяча семьсот восьмидесятом году два юриста заставили Англию принять второй официальный язык, как раз перед тем как голландские колонии стали тремя из семи первоначальных штатов, объединенных «Американским Соглашением».

– Спорю на что угодно, в конце концов голландцы возненавидели эту парочку, – отозвался Дэвид.

– Они были слишком хорошими политиками, чтобы допустить это, – промолвил Сказитель. – И тот, и другой говорили на голландском подчас лучше коренных голландцев, а дети их учились в голландских школах. Они настолько пропитались голландским духом, что, когда Алекс Гамильтон баллотировался на пост губернатора Нью-Амстердама, а Джон Адамс – на пост президента Соединенных Штатов, они набрали больше голосов в голландских районах Новых Нидерландов, нежели в шотландских и ирландских.

– Интересно, если бы я баллотировался в мэры, эти шведы и голландцы, что живут ниже по реке, проголосовали бы за меня или нет? – вслух подумал Дэвид.

– Вот я бы никогда за тебя не отдал голос, – сказал Кальм.

– А я бы отдал, – ответил Мера. – И надеюсь, в один прекрасный день ты и в самом деле будешь баллотироваться в мэры.

– Куда баллотироваться? – переспросил Кальм. – У нас даже города как такового нет.

– Будет, – пообещал Сказитель. – Я немало повидал подобных поселений. Стоит заработать вашей мельнице, глазом не успеете моргнуть, как между вами и Церковью Вигора поселятся сотни три людей.

– Ты считаешь?

– Сейчас люди приезжают в лавку Армора раза три, может, четыре в год, – продолжил объяснение Сказитель. – Но за мукой они будут приезжать гораздо чаще. Кроме того, они предпочтут вашу мельницу любой другой в округе, поскольку у вас ровные дороги и добрые мосты.

– А если мельница начнет приносить деньги, – сказал Мера, – папа наверняка закажет во Франции бурский камень. У нас был такой в Западном Гемпшире, когда мельницу разрушило наводнением. А бурский камень означает, что у нас будет прекрасная белая мука.