–  Вообще, честно тебе скажу, думаешь, с тобой легко ужиться? Ты постоянно анализируешь поведение человека, которого никогда не встречала, и в то же самое время читаешь морали тому, кого знаешь.

–  Я хочу унизить тебя в твоих же глазах, - ответила Ванму.
– И это будет честно.

–  Мне кажется, Джейн специально перенесла нас сюда, потому что местная одежда в точности отражает, кто мы есть на самом деле. Однако какой бы марионеткой я ни был, я нахожу в жизни некое извращенное удовольствие. Тогда как ты все, к чему прикасаешься, делаешь серым и однообразным.

Ванму проглотила слезы и вернулась к еде.

–  Что это с тобой?
– насторожился Питер.

Она не обратила на него внимания и медленно прожевала, найдя в себе нетронутую часть, которая была еще способна насладиться вкусной едой.

–  Неужели ты что-то чувствуешь?

Она проглотила и подняла на него глаза.

–  Я уже скучаю по Хань Фэй-цзы, хотя прошло каких-то два дня.
– Она слегка улыбнулась.
– Я знала человека великой мудрости и благородства. Он считал мое общество заслуживающим внимания. То, что я утомляю тебя, меня вполне устраивает.

Питер притворился, будто плескает на себя воду:

–  Ой, пожар, я горю, больно как, невыносимо, сейчас помру! Жестокая женщина! У тебя дыхание дракона! Ты убиваешь словами!

–  Только марионетки могут бравировать своими ниточками, - парировала Ванму.

–  Уж лучше болтаться на этих ниточках, чем быть ими связанным, - ответил Питер.

–  О, как, наверное, любят меня боги! Я стала спутницей человека, который играючи жонглирует словами.

–  Ага, тогда как мне боги дали в спутницы девушку, у которой нет грудей.

Собравшись с силами, она выдавила натянутую улыбку, притворяясь, что поняла его шутку.

–  По-моему, ты говорил, что груди у меня есть, просто они маленькие.

Улыбку, сияющую на его физиономии, как стерло.

–  Извини, - мягко произнес он.
– Я обидел тебя.

–  Нет, не думаю. Скажу тебе позже, хорошо выспавшись.

–  Я думал, мы просто пикируемся, - оправдывался Питер.
– Обмениваемся шутливыми подначками.

–  Так оно и было, - кивнула Ванму.
– Только я говорила искренне.

–  Тогда я тоже обиделся, - скорчил гримасу Питер.

–  Ты не знаешь, что такое боль, - ответила Ванму.
– Ты опять смеешься надо мной.

Питер резко отодвинул в сторону тарелку и встал.

–  Увидимся дома. Надеюсь, ты найдешь дорогу обратно?

–  А тебе не все равно?

–  Хорошо, что у меня нет души, - буркнул Питер.
– Иначе бы ты не замедлила вытереть об нее ноги.

–  Даже если б твоя душа расстелилась у моих ног, - заявила Ванму, - я бы перешагнула через нее, чтобы не запачкаться.

–  Тебе нужно отдохнуть, - сказал Питер.
– В той работе, что ждет меня впереди, мне потребуется твой разум, а не острый язычок.

Он вышел из ресторана. Костюм сидел на нем из рук вон плохо. Люди оглядывались. В нем было слишком много достоинства и силы, чтобы носить столь аляповатые одеяния.

Ванму заметила, что косые взгляды пристыдили его. Он постарался шагать быстрее, потому что понимал, что одежда не подходит ему. Наверняка он прикажет Джейн заказать что-нибудь более традиционное, более подходящее зрелому человеку, более соответствующее его жажде почестей.

"Тогда как мне нужно такое одеяние, которое вообще скроет меня от людских глаз. А еще лучше такое платье, которое унесет меня далеко-далеко отсюда, закинет во Вне-мир и вернет обратно в дом Хань Фэй-цзы, где я смогу взглянуть в глаза, в которых не будет ни жалости, ни презрения.

Ни боли. Ибо глаза Питера переполняет страшная боль, я была несправедлива к нему, когда сказала, что он ничего не чувствует. Я была не права. Я слишком лелеяла собственную боль, поэтому решила, что его нападки дают мне право оскорбить его еще больше.

Однако если я извинюсь, он высмеет меня.

Но пусть лучше меня высмеют за то, что я поступила правильно, чем будут уважать за ошибки. Этому научил меня Хань Фэй-цзы? Нет. Я родилась с этим принципом. Как говорила моя мама, гордыни много, гордыни".

Вернувшись в квартиру, она обнаружила, что Питер уже спит.

Совершенно вымотавшись за день, Ванму решила отложить извинения на утро и тоже легла спать. Каждый из них ночью просыпался, но в разное время, а к утру боль от вчерашней ссоры несколько поуспокоилась. Их ждала работа, и Ванму было куда важнее определиться, что следует предпринять сегодня, чем залечивать провал, который в свете утреннего солнца показался ей незначительной трещинкой, пробежавшей в споре между уставшими друзьями.