На рассвете следующего дня самолет мчал нас на север по направлению к маленькому арктическому суровому поселению, что на заливе Резольют, делая короткие остановки в небольших городах типа Иглулик и Нувукьюак. Мы летели в самую отдаленную северную точку, до которой проложены регулярные рейсы американских авиакомпаний, ставшую в результате отправным пунктом нашего похода и имеющую репутацию довольно непривлекательного места у тех, кто там побывал, что относится и ко всем другим, поистине отдаленным частям Крайнего Севера Канадской Провинции, которые совсем недавно были отрезаны от Северо-Западных Территорий и известные в настоящее время под названием Нунавут, что в переводе с ительменского означает "Наша Земля".

Хотя Резольют относится к району Крайнего Севера (находится он на 74 градусе северной широты, имеет насыпную взлетную полосу, а в ко-опе можно приобрести вяленое мясо овцебыка и северного оленя, но нигде и никогда ни капли спиртного), все же он только на полпути лета к форту. Погода в Резольюте пока нас устраивала: был крепкий мороз и при этом чистое голубое небо, да и на ветер тоже не приходилось жаловаться, но дальше, к северу, как нам сказали в первый же день приезда, погода на пределе: низкая облачность, надвигающаяся метель. Это было всего лишь предупреждение, но похоже оно оправдается.

Итак, мы разбили лагерь, как потом оказалось, на замерзшей мусорной свалке, где и провели два дня - два бесконечных дня, так как на этой широте в это время года ночь так и не приходит. И вот, уставшие восхищаться тем, что менее всего можно назвать восхитительным в Северной Америке, мы зашли на борт зафрахтованного "Твин Оттера", на котором нам предстояло лететь дальше на север.

В самолете было еще десять пассажиров, с нами - двенадцать. Семь из них намеревались добраться до места и вернуться в тот же день обратно, совершив лишь небольшую прогулку из простого любопытства увидеть малоизвестный лагерь Грили.

Остальные пять человек собирались сначала остановиться в форте, а затем отправиться в длительный поход до Кэмп-Хейзена. Как выяснилось, полное одиночество нам с Кэйт не грозило. Трое других, как ни странно, были одержимы той же идеей.

Целых пять жутких часов в холоде, тесноте под шум и грохот мотора мы летели на север. Единственной наградой нам был пейзаж: узкие протоки, стиснутые ледяными замками-айсбергами, открытое море, выложенное мозаикой из тающих плавающих льдин, громадные рыжие скалы, тянущиеся ввысь, чтобы поприветствовать нас, необъятные глетчеры, подернутые нитями морен, ниспадающих с ледяных вершин.

Случилось так, что у самолета заканчивалось горючее и мы были вынуждены сделать остановку на одной канадской военной базе под названием Эврика, где пятьдесят скучающих солдат сидели в баре в грустном ожидании, когда им привезут пиво - оно задерживалось уже дня на три, а бесконечные игры в юкер и безик4) им совершенно осточертели. При виде Кэйт, довольно симпатичной особы, они немного взбодрились, но плечи их тут же смиренно поникли, как только пилоты, наполнив бак горючим, позвали всех, в том числе и Кэйт, занять места на борту.

Следующей нашей остановкой был Танквери-Фьорд - летняя резиденция администрации заповедника. Там Управление Канадских Заповедников выстроило пару бараков под названием "Приют Плохой Погоды", откуда осуществляло свою работу по всему острову Элсмир, но на зиму все перебирались в городок Пангниртанг5), расположенный в южной части о-ва Баффинова Земля, что на 500 миль южнее, и где климат чуть помягче. Старший инспектор Грег Уолкер вместе со своей коллегой Табитой, ительменкой по национальности, зарегистрировали нас как посетителей национального парка и прочли лекцию о белых медведях (в которой самым запоминающимся оказалось, что: 1) самки этого вида Опаснее Самцов, 2) а вот как выглядит отпечаток звериного следа, который 3) ласково назвали лапкой, 4)

баллончик с перечным распылителем подойдет ей только в качестве закуски, и вообще - 5) держитесь как можно дальше как от нее, так и от ее дружков), а также передали нам две рации.

Мы уточнили время выхода в эфир: каждый четверг в 8 часов вечера мы должны сообщать о нашем продвижении. "Без сомненья, в случае необходимости вы можете связаться с нами в любое время, мы будем всегда настроены на вашу волну," - сказал Грег с готовностью помочь. "Конечно, мы не так уж много сможем для Вас сделать," - добавил он, на этот раз возвращаясь к реальности, и улыбнулся нам довольно мрачно. Любой вывих лодыжки в таком отдаленном месте может легко оказаться фатальным.

"Давайте-ка осторожно уйдем отсюда," - сказал кто-то. Прямо как тот розовощекий сержант-штабист из фильма о полицейских "Hill Street Blues". "А особенно, - закончил Грег именно той фразой, которую я и предполагал услышать, - когда вы доберетесь до Гилмана".

Предпоследняя наша остановка была в самом Кэмп-Хейзне - некогда канадский пограничный пост, а теперь - кучка "приютов" в окружении всякого хлама и нескольких несчастного вида научных сотрудников, прибывших сюда на короткий летний сезон. Находится он на вершине холма, на северном берегу того, что сейчас считается самым большим озером во всем Заполярье: пятьдесят миль в длину, шесть в ширину, неизвестно какой глубины и до сих пор скованное льдом. Пару пассажиров мы высадили, пару-другую взяли на борт - при этом пассажирский список стал похож на исчерканную бумажку, и, наконец-то, последний раз взмыли в воздух, пересекая уже знакомый нам бурлящий поток, который и был рекой Гилман. Уже через полчаса с ревом и грохотом мы сели на кусок промерзшей земли, официально считающейся взлетно-посадочной полосой Форт-Конгера. Мы находились на 65 градусе западной долготы и, что важнее, на 81 градусе северной широты - бесспорно, в тот момент мы были севернее всего остального человечества.