Один солдат напоминал Тараса Архипенко. Такие же лохматые брови, такое же смуглое лицо и чуть сутуловатая коренастая фигура. Солдат говорил, по-видимому отвечая на чей-то вопрос:

– Война? К черту! Хватит, надоела она. Все измучились! Теперь скоро сменим пушку на соху! Земли для пахоты бери сколько хочешь. Свобода!

Стоявший рядом с ним другой солдат возмущался:

– Для чего воюем? Для кого?

– Воюем, братец, не для себя, а для буржуев, - отвечал ему светлобровый пехотинец со свежим шрамом на высоком лбу.

Какой-то штатский спросил:

– А как настроение у солдат?

– Доля наша на фронте и сейчас собачья. Офицеры греют солдата по-старому. Держат нас в таком же режиме, что и при царе. А говорят: "Мир хижинам - война дворцам". Откуда же хорошему настроению быть?

– Правильно толкуешь, пехота, - согласился стоявший рядом с солдатом судовой кочегар.

– Зачем двигаете в Кронштадт? Откуда приехали?
– предлагая фронтовику закурить, спросил участливо Железняков.

– Я уж говорил тут, откуда едем, - ответил солдат, осторожно беря папиросу загрубевшими пальцами.
– Из двенадцатой армии мы. Делегация от полков, что под Ригой стоят. Ходят слухи, будто большевики в Кронштадте открывают пути-дороги для немцев. Петроград с морской стороны без защиты останется. Революция, сказывают, в опасности.

– А вы и поверили такой брехне?
– не выдержал Анатолий.

– Да ведь как не поверишь, - ответил светлобровый пехотинец.
– Газеты печатают. Комитетчики наши полковые и ротные поясняют...

– Не те газеты читаете! И не тех людей в свои комитеты избираете! Сами вот толкуете, что офицеры держат солдата в старом режиме, а верите их клевете на балтийцев! Балтийцы всегда были на стороне революции, - горячо заговорил Железняков.

Солдаты были явно смущены.

– Да ведь наше дело какое? Наше дело маленькое, - нарушил молчание светлобровый солдат.
– Должны выполнять волю собрания. Нас избрали окопники и сказали: "Вот мандаты вам. Езжайте в Кронштадт и проверьте все..."

– Вам правильно сказал товарищ, что все это подлая брехня о Кронштадте, - вмешался в разговор высокий матрос. На ленточке его бескозырки горели позолоченными буквами два слова: "Заря свободы". Увлекшись беседой с солдатами, Анатолий не заметил, когда он подошел.

– Никаких мы путей-дорог немцам не открываем, - продолжал он.
– Власть в городе находится в руках Совета рабочих и солдатских депутатов. Он поддерживает в городе строгий революционный порядок.

Солдаты с жадностью ловили слова матроса. В эти дни они слышали столько клеветы на Кронштадт, простое слово очевидца было для них очень важно.

– Нас обвиняют в анархии, - продолжал матрос.
– А кто? Буржуазия и ее соглашатели. Все дело в том, что мы не доверяем Временному правительству. Волю народа эта власть не выполняет. Почему до сих пор идет война? Для кого мы воюем?

– Вот и мы об этом говорим. Для кого?
– подхватил солдат-фронтовик.

– Войну надо кончать. Мы, кронштадтцы, за ленинские, большевистские лозунги. Мы избрали своих представителей в Центробалт.
– Видя, что окружающие не совсем поняли его, матрос пояснил: - Это наш комитет. Он контролирует деятельность командования флотом, пресекает всякую контру.

В это время пароход загудел, подходя к пристани у Петроградских ворот. Пассажиры хлынули к трапу, оттеснили Анатолия от матроса, и он потерял его из виду. А так хотелось его о многом расспросить...

На пристани стояли часовые, проверяли документы.

– Где ты ее взял?
– спросил один из них, рассматривая старую флотскую книжку, предъявленную Железняковым.

– Тут ясно сказано. Флот выдал.

– Но это липа, а не документ: По таким бумажкам мы не пропускаем в Кронштадт с тех пор, как дали по шапке царю Николашке, - разъяснил часовой.

Не слушая объяснений, часовые вызвали караульного начальника. Посмотрев документы Анатолия, тот приказал:

– Проводите его к товарищу Пожарову.

Часовой повел Железнякова в город, в Кронштадтский Совет.

– Не беспокойся, братишка, сейчас вот придем к товарищу Пожарову. Он человек понимающий, душевный...
– говорил часовой Анатолию.

– Кто это такой, ваш Пожаров?
– спросил Анатолий.

– Матрос-большевик, депутат нашего Кронштадтского Совета. Сейчас он во всем с тобой разберется.

Убедившись при разговоре, что перед ним тот самый Железняков, который из-за преследования самодержавия вынужден был оставить военную службу и перейти на нелегальное положение, Пожаров обрадованно воскликнул:

– Так вот ты какой орел! Много, много рассказывал о тебе товарищ Груздев...

– Груздев? Федор? Где он сейчас?

– Сейчас его нет здесь. Выехал на сухопутный фронт. Надо разъяснять солдатам правду о нашем Кронштадте. Ты, наверное, знаешь, читал в газетах, какую клевету распространяют о нас?