Так он и велел телохранителю передать княгине, вместе с уверениями в успешности переговоров с шахом Аббасом и вместе с чудесным кувшинчиком благовоний, которые посылал прекрасной Гульшари князь Шадиман. Второй телохранитель остался при Андукапаре для личных услуг - вернее, высматривать подземные ходы и подслушивать опасные слова, а затем ночью, стягивая с князя сафьяновые цаги, шепотом докладывать обо всем.

Но и чубукчи Шадимана тоже старался как можно больше выведать у телохранителя, чтобы ночью, стягивая с князя сафьяновые цаги, тихо сообщать сведения о замке Арша.

Так два князя, довольные друг другом, строили планы, как скорее низвергнуть ностевца Саакадзе.

Утро выдалось радостное. Из тенистых зарослей веяло свежестью и легким запахом отцветающих роз. Вдали неподвижно белело сонливое облако, как лебедь над синей водой. Крутые гребни гор, одетые лесом, нависали над ущельем. Дремотная тишь притаилась в зубцах бойниц, мглистая тень покоилась еще у подножия стен, а верхушка главной башни уже золотилась солнцем.

"Солнечному утру не верь!" - подумал Шадиман, всматриваясь в небосклон. Остаток ночи он провел один, на скамье, в глубокой думе. Испытываемый накануне стыд перешел в острый гнев. Не помогли и листья лаконоса и порошок из лимонной корки. Его то тряс озноб, то горячая волна приливала к сердцу.

"Может, Моурави умышленно выпроводил его, князя Бараташвили, из крепости? Но вовлечен ли был в тонкий обман и купец? Это знать сейчас важнее всего. Раскаленными щипцами заставлю сказать правду! Мудрому плуту доверил послание в Исфахан. С кем играть посмел презренный торгаш!.. А князья? Всю жизнь отдал укреплению знамен. Не раз, как столб - своды храма, поддерживал сословие, вот-вот готовое рухнуть! Презрел жену, угасшую на этих камнях в одиночестве. Сыновей не хотел в царский замок брать - стыдился свидетелей своего возраста. Тщеславился восхищением княгинь, пустословием... А оба сына бросили Марабду, служившую им ненавистным монастырем, бежали в Грецию. Там сейчас кичатся фамильными драгоценностями и равнодушием к отцу. Дочь, кроткая Магдана... Что она видит здесь? Наверно, незаметно выйдет замуж за какого-нибудь незаметного гурийского князя, соблазнившегося моим богатством. Да, я, знатный князь, ни на что не смотрел, ни о чем не беспокоился... Все, все для грозного блеска княжеских знамен!..

А теперь дочь избегает встречи со мной, вздрагивает, когда ее окликают. Даже семьи десятка азнауров, живущих в Марабдинском замке, ни разу не пригласили крестить новорожденных или благословить молодых. Чубукчи уверяет: "Не осмеливаются". Нет, просто боятся несчастливой руки... Нет, не сдамся! "Змеиный" князь? Ну что ж, змея есть мудрость; Метехи не может существовать без меня, как коршун без когтей. Надо найти ахиллесову пяту... Ударить по самому чувствительному".

И опять, как и в прошлый раз, в его памяти встало имя Зураба Эристави. "Вот кто поможет мне... Зураб! Он самый умный, самый свирепый и самый честолюбивый. Давно он тайно завидует Саакадзе, давно рвется к высотам власти. Униженную жену выбросил из памяти, как изношенную куладжу. Я помогу арагвинцу взобраться на вершину, и он оттуда беспощадно столкнет своего "барса".

– Батоно, все готово.

Шадиман вздрогнул:

– Веди!..

Проснулись князья в самом приятном настроении. Кажется, Шадиман решил оставить их в покое. Сейчас они покинут мрачную нору змеи...

Совсем готовые к отъезду, они уже собирались прощаться с владетелем, когда чубукчи попросил их следовать за ним.

Прошли под темными сводами, где тускнели фрески фамилии Бараташвили. Спустились в разросшийся сад, где из водоема в боковые канавы вытекала зеленоватая вода. Потом поднялись по внутренней каменной лестнице в круглую башню и неожиданно очутились на площадке с мраморными перилами. Там ждали их Шадиман и Андукапар. Завидев князей, Шадиман недобро усмехнулся.

– Я хочу показать вам усы, о которых я заботился в крепости на скале Табори. Садитесь...

Окруженный пятью глухими башнями, огромный каменный двор казался дном мрачной пропасти. Зубчатые стены, соединяющие башни, тянулись тремя ярусами и отделялись одна от другой глубокими рвами. На дворе чернели неподвижные квадраты, их было восемь. Только приглядевшись, можно было заметить легкое вздрагивание черных наконечников копий и острия черных шлемов. В одну линию сливались черные щиты. И как знак смерти, впереди каждой сотни реяло знамя, на котором извивалась чешуйчатая змея. Вдоль стен на каменных выступах застыли ряды черных стрелков и копьеметателей. На площадках, нависших над рвами, стояли наготове котлы, доверху наполненные смолой, пирамидами громоздились возле камнеметов ядра.

Слегка приподняв анчхабери, мрачный азнаур глухим голосом попросил у князей благосклонного внимания. Он махнул железной перчаткой, и квадраты пришли в движение. Сотни раскололись на десятки, вмиг перестроились в три линии и, взяв копья на изготовку, пошли друг на друга. Но за три шага до удара о щиты круто повернули и образовали бреши, в которые точно из-под земли выросшая конница ринулась полным галопом.

Начался бой. Пешие и конные действовали одной железной массой, то распадаясь на квадраты, то образуя пинии на краях и позади врага...

Как змеи с раскаленного щита, посыпались на замок обжигающие солнечные лучи...

Но не эта сила ужаснула князей, а множество выведенных на колесах железных клеток, где Шадиман укрыл страшное, невиданное досель оружие войны...

Князья не помнили, когда и как очутились они за воротами Марабды. С завязанными глазами ехали по влажному подземелью. Ехали они долго. Начинал томить страх: что, если обозленному Шадиману вздумается оставить их здесь навсегда? Но вот кони куда-то спустились, куда-то поднялись и остановились. Свежий ветерок коснулся взволнованных лиц. Князья сорвали повязки: в лесу они были одни. Сколько они ни всматривались, нигде не заметили входа в таинственное подземелье.