Но он тут же похвалил Андукапара за отвагу, а других за осторожность, хотя Саакадзе сейчас не до слежки. Он плетет сети для улова князей, которыми собирается кормить азнауров.

Князья хмурились. Саакадзе открыто заявил в Метехи: "Собираю азнауров, время трудное, пусть каждый примет на себя добровольное обложение. Также необходимо увеличить охраны на рубежах..."

Шадиман развеселился, он сочно хохотал, поглядывая с иронией на бывших друзей.

– Никогда не думал, что вас так легко обвить вокруг дуба. Или вы Саакадзе не знаете? Если открыто о чем говорит, значит, другое замыслил, а что - нетрудно догадаться.

– Пока многое для князей делает - сам князь, - все больше раздражался Джавахишвили, помня наказ жены опасаться ссоры с Саакадзе и не поддаваться "змеиному" князю, - Саакадзе во всем советуется с владетелями, напрасно ты, Шадиман, восстанавливаешь нас против Моурави!

Джавахишвили с тоской вспомнил, что княгиня уже приготовила десять нарядных каба, чтобы блистать в Тбилиси, возглавляя порученное ей Моурави дело - быть покровительницей дарбази танцоров.

По той же причине беспокоился и Цицишвили. Он решил говорить открыто:

– Нам сейчас невозможно проявлять строптивость. Католикос в Моурави видит опору церкви. Народ каждое воскресенье свечи за его здоровье у икон ставит... Надо честно признать: он, а не мы, спас Картли. Два раза он спасал, и в третий спасет, как справедливо сказал Мухран-батони.

– Значит, из благодарности к Саакадзе в кабалу проситесь?

– Время новое, князь, не замечаешь, - сухо оборвал его Липарит.

Шадиман вздрогнул, то же самое говорил ему в Горийской крепости Георгий Саакадзе. Помолчав, Шадиман медленно отчеканил:

– Время действительно новое, меркнут знамена знатных фамилий, князья добровольно уступают свои права плебеям, в сами, как месепе, топчутся у порога мальчишки Кайхосро, ставленника ностевца.

– Напрасно так думаешь, Шадиман, старик Мухран-батони слишком горд и с крутым нравом. Только по его совету правит Картли внук, и пока разумно.

– Полезнее для тебя, Квели, так не думать, Саакадзе вас всех в кулак зажал, и это - только начало.

– Вижу, Шадиман, ты многого не знаешь... Народ, амкары, даже духовенство с признательностью возложили бы на Великого Моурави царский венец, он сам благородно отказался.

– Зачем ему преждевременно фазанов дразнить? Он и так царь, а что еще не венчаный, это его мало беспокоит. Одержит третью победу - вы ему все равно на коленях венец поднесете... но уже не как могущественные князья, а как разжалованные слуги... Неужели совсем ослепли? Неужели не видите, куда гнет плебей? Одно знайте: пока он не уничтожит княжеское сословие - не успокоится. Это на съезде азнаурам обещал.

– А ты, князь, их разговор из Марабды слышал?
– спросил Цицишвили.

– Нет, у меня не такие длинные уши, как у некоторых... Твой азнаур Микеладзе вчера моему лазутчику в придорожном духане проговорился. И даже хвастал, что Саакадзе обещал освободить его от скупого и неприятного князя.

Андукапар злорадно смеялся: согласный во всем с Шадиманом, он кипел ненавистью к изменникам сословия.

Липарит силился скрыть гнев. С некоторых пор он стал остерегаться Квели Церетели, явного лазутчика Саакадзе. Страх попасть снова под влияние опасного и бессильного сейчас Шадимана, узника в своей Марабде, вынудил князя Липарита сдержанно сказать, что если Великому Моурави потребуются еще азнауры, он, светлейший Липарит, тоже с удовольствием предоставит, ибо Саакадзе не себе берет, а царству.

– Не для снятия ли рогаток на княжеских землях нужны Саакадзе азнауры?
– спросил язвительно Шадиман.

Этот вопрос для князей был самым тяжелым.

Такая разорительная для владетелей мера обогащала мелкоземельных азнауров, особенно крестьян. Но князьям важнее было спасти свои обширные владения с их пастбищами, лесами, фруктовыми садами, виноградниками, красильнями, давильнями, мельницами и маслобойнями. "А с новыми ливнями, думали они, - могут вернуться и рогатки". Саакадзе молчал, а Мухран-батони уже дважды затевал разговор о рогатках, которые, по его понятию, мешают развитию внутренней торговли и хозяйству.

Шадиман внимательно слушал. Позор! Князья начинают походить на рабов!

– Знаете, доблестные, если в рогатках уступите, все покатится вниз.

– Ужаснулся и я сначала, но Саакадзе попросил список убытков, понесенных от войн с шахом, и разделил трофеи между князьями и церковью, заметил Джавахишвили.

– Молодец Саакадзе: дал яблоко, взял яблоню!

– Любезный Шадиман, Моурави старается не для себя. Уже доказал, - в цари не пошел, добычей не воспользовался, сыном пожертвовал... А мы чем пожертвовали? Моя княгиня права: потомство нас осудит, если в тяжелый день царству не поможем.