Скрывая волнение, Теймураз прикрыл чернильницу плоским камнем, потом снова открыл ее, заглянул в один свиток, в другой и наконец откинулся на спинку кресла:

– Пребывает ли в надежном здоровье Моурави? До меня дошло - у турок он в большом почете.

– Светлый царь, у картлийцев - тоже.

– Знаю. Поэтому удивлены мы памятью о нас.

– Богом возлюбленный царь, о тебе помнят не только кахетинцы, но и картлийцы Верхней, Средней и Нижней Картли, ибо Теймураз не только венценосец, но и певец, чьи шаири сладки, как весенний мед, выпиваемый в час радости.

Упоминание не о венце, а о шаири взволновало Теймураза. Он оживился, схватил "Похвалу Нестан-Дареджан" и с жаром прочел чеканные строки.

Гиви сидел с открытым ртом, ничего не понимая. Как будто ехали посланными от Георгия, а вместо Дато читает сам царь, причем совсем не по делу. А этот "барс" Дато от удовольствия облизывает губы, будто вином его поят.

Внезапно остановившись, Теймураз спросил: чьи шаири звучнее, его или Шота Руставели?

Даже опытный Дато растерялся. Что сказать? Неожиданно выручил Гиви, ему надоело слушать шаири и держать в знак восхищения рот открытым:

– Царь царей, твой стих заглушает голос Лейли, а Меджнун мог бы служить евнухом в твоем гареме, если бы это разрешил церковный съезд.

– Ты, азнаур, замечательно сказал!
– Теймураз густо захохотал и внезапно нахмурился.
– Персидские газели блещут глубиною мысли и высокой отточенностью слов, но гаремная жизнь женщин кладет предел возвышенным чувствам певца. Нет истинной утонченности, свободного поклонения красоте, ибо изощренная эротика мешает целомудренному любованию.

– Светлый царь, твои слова подобны флейте, - вдруг вспомнил Гиви слышанную в Исфахане лесть.
– Если бы евнухи были мужчинами, они могли бы описать лучезарную красоту женских спин, ибо гурии без всякого стеснения плавают при них в бассейне, извиваясь, как серебристые рыбы.

Хохотал Теймураз, вежливо смеялся князь Чавчавадзе. Дато никак не мог найти ногу непрошеного собеседника, чтобы отдавить ее. К счастью, приход Вачнадзе прервал изощрения Гиви.

– Пресветлейшая царица Натиа и прекрасная царевна Нестан-Дареджан пожелали видеть уважаемых гостей, просят царя...

– Постой, князь, ты послушай, что пропел азнаур:

Красотою лучезарной затмевая лик светила,

Серебристой рыбкой плещут в водах гурии лазурных...

– Почему в водах? В бассейне, царь!
– обиделся за искажение Гиви.

– Ты меня не учи! В водах просторнее, я уж так записал и менять не стану!

Теймураз поднял голову - он опять был царем!

– Великий Моурави пожаловал и прислал нам посланников своих, от них сердца наши возвеселились. О делах малых и великих угодно нам беседовать завтра, - он перевел взгляд на Дато и заговорщически улыбнулся. Он опять был поэтом.
– Сегодня же, друзья, час встречи, шаири и вина!

Он весело увлек азнауров к ожидающему двору и до поздней луны угощал их чудесным вином и сладкозвучными шаири...

Лишь только Гиви открыл глаза, щурясь от ослепительных лучей, Дато погрозил ему кулаком:

– Голову оторву, если сегодня тоже вступишь с царем в разговор.

– Как?! Он и сегодня будет шаири читать?

– Гиви, мое терпение ограниченно, - лучше сейчас оторвать тебе голову.

– Попробуй. Разве не слышал слов Хорешани: "Береги Гиви, пусть даром в драку не лезет, если встретите..."

– А я о чем предупреждаю тебя, воробьиный хвост? Не лезь в шаирную драку, да еще с царем. Вчера случайно цел остался, князья вовремя кашлять начали.

– Знаешь, Дато, иди один. Тайная беседа всегда лучше без лишних ушей. Мне царевна обещала соколов показать.

– Я тебя не уговариваю, но смотри - не вспоминай при царевне о евнухах, девушки этого не любят.

– Не учи, женщины тоже любят мужчин с усами.

– О сатана!
– Дато повалился от смеха на тахту.
– Больше не буду с тобою путешествовать.

– Попробуй! Хорешани только мне и доверяет, знает, как ты не любишь женщин к изгороди прижимать...

Приход Вачнадзе прервал увлекательную беседу, и Дато последовал за князем на деловое свидание. Гиви, вскочив, стал усердно прихорашиваться, смотрясь в лезвие шашки. Он спешил на встречу с соколами.

Дато быстро оглядел приемный зал: никаких пергаментов и чернильниц. На троне сидел царь Теймураз. По правую руку - архиепископ Феодосий и архимандрит Арсений, по левую - князья Чавчавадзе, Джандиери, Вачнадзе.

Соблюдая правила чинов и титулов, Чавчавадзе торжественно представил посланника Картли. И Дато, точно впервые видел царя, низко склонился, преклонив колено, поцеловал протянутую руку и передал начальнику двора послание Моурави.

Чавчавадзе приложил послание, как ферман, ко лбу и сердцу и вскрыл печать голубого воска. Читал он чуть нараспев, громко, с замедлениями на важных местах, в глубоком молчании слушали кахетинцы.