– Наверное, так, а твоя фамилия очень ласковая, - Сказкина.

– Истина рождается тяжеловесно, вырывается из тьмы, освобождает свои крылья из тины невежества, - прошептала задумчиво Наташа.

– Откуда это?
– поинтересовался я.

– Я не помню, - отрешенно ответила Наташа, - пришло в голову просто сейчас, - она вгляделась в мои глаза.
– А я тебя уже не боюсь. Ты словно родной мне человек...

– У нас есть тайна, общая тайна. Она объединяет нас, Наташа... Ты помнишь хижины?

– Не надо об этом, Сережа, пожалуйста, мне снова становится страшно...

Мы замолчали и долго смотрели друг другу в глаза. Наши чувства и наши мысли будто переплетались.

– Я видела тебя вчера, Сережа, - первой снова зашептала Наташа.

– На площади поселка у свадебных машин?

– Нет, - и я внутренне насторожился, такой поворот меня напугал. "Нет" - это значит, что Наташа видела меня в другом месте, но где и как, ведь вечером вчера она находилась уже здесь, в больнице!..

– И где же ты меня видела?

– В твоем дворе...

– А-а, возле хижин, - обрадовался я, но по глазам Наташи я понял, что обрадовался напрасно. Возле хижин мы виделись в том, замысловатом сне, тогда где же она могла меня видеть? Я насторожился еще больше. Дыхание, затаившись, пружинило у меня в груди.

– Я видела тебя вчера вечером в твоем дворе на футбольном поле, - я вслушивался в каждое ее слово.
– Ты возвращался откуда-то домой очень печальный и несколько минут постоял на футбольном поле. Я подошла и поцеловала тебя, а ты отшатнулся от меня и так поспешно ушел...

От этого признания Наташи, в свою очередь, мне стало жутковато... Уж не призрак ли, действительно, Наташа? И я снова погладил ее волосы и прикоснулся к ее щеке ладонью.

– А потом появился какой-то туман, - сказала Наташа.
– Я увидела людей в белых халатах, один из них хлопал меня по щекам, я поняла, что приоткрыла глаза. Меня тошнило и очень кружилась голова...

– Можно, я буду тебя навещать?
– прошептал я.

– Да, конечно...
– утомленным голосом ответила Наташа.
– А сейчас уходи, пожалуйста, я постараюсь уснуть.
– Она закрыла глаза.

ЧЕРЕЗ ТРИ МЕСЯЦА

– Ну, как?
– спросила Аня, когда мы вышли из Дворца культуры.

– Неплохо, - ответил я.
– Думаю, что парткому понравится.

– Господи, как же я устала от этих репетиций! Хочется отдохнуть...

– Пойдем что-нибудь выпьем в летнем кафе, - предложил я. Аня посмотрела на часы:

– У меня в запасе только один час.

– Только час?
– переспросил я.

– Да, а потом надо зайти в детский сад, за Аленкой.

– Аленка, это кто?

– Это моя дочь.

– Ясно...

– Ну что, идем в кафе?
– переспросила Аня.

– Да, - решительно ответил я.

Мы взяли по чашечке кофе, по стакану густого лимонного сока и присели за столик в самом углу решетчатой беседки. В кафе почти никого не было, звучала негромкая музыка.

– Нет, в самом деле, тебе понравилось или ты просто не желаешь разочаровывать меня?
– спросила Аня.

– Конечно понравилось. К чему беспокоиться... Я не привык обманывать себя, строить взаимоотношения на похвальном похлопывании по плечу... Впрочем, одно место я, вероятнее всего бы, скорректировал, - и я улыбнулся...

– Какое?
– спохватилась Аня.

– "...за правду, за труд!..." Ты помнишь эту фразу, она звучит в конце второй части?

– Да, - ответила Аня недоумевая.
– Но что же здесь плохого?

– В самой фразе плохого ничего нет. Только вот в слове "труд", буква "дэ" звучит как буква "тэ", и на слух "труд" слышится как глагол "трут". А там еще и "за"!.. Вот и получается - "затрут". И вся фраза воспринимается не иначе, как "...за правду - затрут!.." - Аня улыбалась, придерживая ускользающие из-под ее тонких пальцев губы. Я вначале тоже сдерживал порывы своей улыбки усилием воли, старался быть серьезным. Но мы все-таки весело расхохотались, не обращая внимания на окружающих! А впрочем, никому не было дела до нас...

– В самом деле, а что же делать?
– успокаиваясь, спросила Аня.

– Думаю, - ответил я, - надо скорректировать фразу так: "...за правду и за доблестный труд!.."

– Спасибо за подсказку, - ласково поблагодарила меня Аня. Она отпила лимонный сок, сделала пару глотков, поставила стакан перед собой и о чем-то задумалась. Мы немного помолчали. Мы оба смотрели через решетчатую стену кафе на улицу. Поодаль от нас шумела автострада. Машины, словно механические существа, изворачивались на повороте в порывах ветра и, подсигналивая, обгоняли друг друга; иногда какая-нибудь из них, чтобы пропустить торопливого пешехода, резко притормаживала, припадая на передние колеса, и, когда рассеянный пешеход давал стрекача, машина, весело взвизгнув шинами по асфальту, снова уносилась вдаль.