– Да, я имел в виду это.

– Как я уже сказал вам, что исключительности у вас нет, как нет ее ни у чего и ни у кого на свете! Все и все посвящаются в истину...

– И все-таки, почему же именно я?
– повторил я вопрос.

– Почему именно вы?

– Да, да, почему?
– я теперь смотрел Корщикову в глаза.

– В этой вашей инкарнации, - сказал он, - в сегодняшнем воплощении, ваше Посвящение дошло до уровня, когда само Посвящение пора осознать как таковое! То есть ваше Посвящение не противоречит естественному развитию Всеобщего Вселенского Посвящения, оно также протекало и протекает, как у всех и у всего! Просто в этой, сегодняшней жизни вашей вы, наконец, доразвились, путем баснословных предыдущих испытаний в других воплощениях, до осознанности! Поверьте, каждый профан, в конце концов, обязательно придет к моменту осознанности своего Посвящения, только в какой из своих инкарнаций, земных воплощений это произойдет - неведомо никому!.. У вас этот момент наступил...

– А могу я не успеть завершить свое Посвящение и в этой жизни, спросил я и озабоченно облокотился на подоконник.

– Не завершите в этой, все равно продолжите завершение в следующей! сказал Корщиков.

– Как же это?
– настаивал я.

– Скажем, - пояснил Саша, - родитесь в семье Посвященного.

Мы приумолкли. Было слышно, как малыш грызет сухарь...

Я опустил глаза и долго смотрел себе под ноги, размышляя. Прошло некоторое время. И вот у меня возникла противоречивая мысль:

– Знаете, о чем я подумал сейчас?
– не поднимая глаз, произнес я.

– О чем же?
– отозвался Корщиков.

– Я подумал: истина - это Бог? Так?

– Предположим, так, - подтвердил Саша.

– Тогда как же объяснить существование дьявола и Посвящение в его ряды? Ведь такое Посвящение - тоже существует?!
– и я уставился Корщикову в глаза.

За все время беседы он ни разу не отвел своего взгляда в сторону! Мне начинало казаться, что он всегда упорно смотрит на меня, даже когда подогревает молоко!

– Я уже осведомил вас, что Посвящение существует только одно, - в истину!
– сказал Саша.

– Но все же, как быть с дьяволом?
– настаивал я.

– И дьявол, - улыбнулся Корщиков, - и, как вы выразились, его Посвящение, - все это - разновидности, э-э, различные по степени испытания.

– Значит, человека может отбрасывать и назад на пути Посвящения? Но тогда вы, по-моему, противоречите сами себе! Не вы ли сказали, что человек продолжает свое Посвящение с того уровня в следующей жизни, на котором он остановился в предыдущей?!

– Верно, я говорил так и не отрицаю ничего. Но противоречия здесь никакого нет. И вот почему. Если человека отбросит назад и в следующей инкарнации своей жизни он будет не человеком, а, скажем, - деревом! Сможет ли он продолжить свое Посвящение в истину, будучи деревом, с того этапа, на котором он остановился в образе человека?!

– Я думаю, что не сможет!

– Вы совершенно правы, Сережа. Не сможет! Не сможет, пока не отработает определенные качества в образе дерева, и потом, снова, в какой-то из последующих жизней не станет человеком подобного уровня развития, который он уже имел до отступления назад в образ дерева... Разве здесь - есть противоречие. Человек действительно продолжает свое Посвящение в следующей инкарнации, здесь, скорее, можно подразумевать не в следующей, а в последующей инкарнации подобного уровня!.. Вот почему важно не терять чистоту Посвящения в каждой инкарнации, в каждом земном воплощении, чтобы не отступать назад, дабы заново заслуживать путем новых и возможно неисчислимых испытаний возврата к уровню Посвящения, которого ты достиг уже сегодня, чтобы продолжить его...
– Корщиков умолк.

– Что же, Саша, - вы убедили меня, - согласился я.

Снова наступила пауза. Корщиков наклонился и поднял с пола валявшиеся там очки. Он стал протирать их салфеткой. Я увидел, что одно стекло у этих очков продолжало оставаться треснутым. "Может, тот безбилетный тип из автобуса по описанию Вики, - это все-таки он, Саша?" - подумалось мне. И я решился:

– "Возрожден ли мистицизм?", у вас есть эта книга?
– спросил осторожно я.

– Была, - тут же ответил Корщиков, продолжая усердно протирать очки.

– А куда она делась?
– поинтересовался я, испытывая некоторую неловкость за учиненный допрос.

– Я продал ее, - спокойно ответил Саша, жарко подышав на линзы, и они запотели.

– В автобусе?
– уточнил я.

– Да...
– ответил он.

– А знаете, ваша книга у меня!
– сказал я и принялся ожидать реакции Корщикова.

Он продолжал протирать очки, шли секунды.

– Вы ее прочли?
– спросил Корщиков как ни в чем не бывало.

– Да, - робко ответил я...

И тут в нашу комнату кто-то постучал.

– Извините, я пойду открою, - сказал Саша.

Хлопнула дверь. Из-за разноцветной шторы в комнату вошла молоденькая девушка. Она подмигнула малышу на диване, и тот улыбнулся. Девушка в сопровождении Корщикова подошла ко мне.

– Это Сережа, - сказал Корщиков ей.

Я встал с кресла. Девушка протянула мне руку:

– Оля, - сказала она.

– Моя жена, - добавил Саша.

ЗЕК

От Корщикова я возвращался очень поздно. Уже было далеко за одиннадцать, когда я сел в троллейбус. В салоне находилось десятка полтора человек. Все сидели. Я закомпостировал талон и уселся к окну напротив средней двери. Колеса, как резиновые мячи, жестко пружинили на многочисленных выдолбинах когда-то заасфальтированного узенького переулка. Троллейбус раскачивался на ходу и гремел всем своим железным телом. Вдруг мой взгляд обнаружил знакомое для меня лицо сидящего впереди пассажира. Я его сразу же узнал. Правда, узнал чисто визуально, имя не помнил. Это был парень лет тридцати, коротко подстриженный и, по-моему, слегка навеселе. Он сидел полубоком.