– Кто не работает - тот не ест!

Вот какая реплика приписывается Максиму, хоть это и недостоверно.

Фёдор с похмелья начинал нескончаемый рассказ про исчезнувших собутыльников, или про то время, когда он учился в школе, или про какие-то деревни. Фёдор рассказывал бессвязно, надолго замолкая, иногда минут на пять ограничиваясь одними междометиями или жестами.

Петр, если не выходил сразу, то мучился, скучал, слонялся по комнате, перебивая Фёдора своими эскапистскими романтическими байками.

Максим, заметив неприязнь Петра к рассказам Фёдора, сказал:

– Даже о литературном произведении нельзя судить по содержащимся в нём словам.

САД КАМНЕЙ

(хокку, танки, бронетранспортёры)

Идёт Максим по тропке между круч,

Но, поравнявшись с сакурой,

Застыл, глотая слёзы.

Проснулся Фёдор с сильного похмелья

Лежит в саду японском под сакурой,

И плачет, сам не зная, как сюда попал.

К станции электрички,

Шатаясь, Фёдор подходит,

Головою тряся,

На расписание смотрит:

Микаса, Касуга, Киото,

Авадза, Инамидзума,

И дальняя бухта Таго.

Что ж? с таким же отчаяньем

Смотрел он раньше и видел:

Рябово, Ржевка, Грива,

Пискаревка, Всеволожск

И дальняя Петрокрепость.

Ледяные злые перроны.

Подбитым лебедем упал на куст сакуры

Фёдор

Когда Максим ему вломил промеж ушей.

Максим по тропке шёл.

Навстречу Фёдор.

Максим его столкнул.

– Ты что толкаешься?
– вскричал с обидой

Фёдор.
– А что ты прёшь, как танк?
– ему Максим в

ответ спокойно.

Феномен чоканья желая изучить,

Максим и Фёдор взяли жбан сакэ.

И день, и ночь работали упорно.

Наутро встали

В голове, как бронетранспортёр.

В саду камней сидел часами Фёдор,

Максима ожидая.

Максим по лавкам бегал за сакэ.

Максим стоял с поднятым пальцем.

Фёдор ржал.

Так оба овладели дзен-буддизмом.

Японский друг принёс кувшин сакэ

Максиму с Фёдором с учтивою улыбкой

Для закуси велел сакуры принести.

А те, японским языком владея не изрядно,

Ему несут не сакуру, но куру.

Японский быт вполне освоил Фёдор.

И, если раньше на кровати спал,

То после трапезы с японскими друзьями

Валился прямо на циновку,

Не в силах до кровати доползти.

В тень сакуры присел, мечтая, Фёдор

И, том Рансэцу пред собой раскрыв,

Достал махры и вырвал лист на самокрутку.

Картинок не найдя, отбросил том

И погрузился в самосозерцание.

Склон Фудзи выползает из тумана.

Максим и Фёдор по нему идут.

Обнявшись, головы клонят друг к другу...

Эх, Хокусая б счас сюда!

Как брызги пены над ручьём - вишнёвый цвет.

На тонком мостике сидят Максим и Фёдор.

И изумрудной яшмою меж ними блещет

Бутылка в фокусе струящихся лучей.

Счастливая весенняя прохлада.

Максим ученика Петра работой мучил:

Уборку делать заставлял, сдавать посуду.

Нередко делать харакири заставлял.

Максим Петра как мальчика мог бить

Наследьем классиков.

Ударил в рыло Хокусаем;

Двухтомником Акутагавы

По хребтине дал.

ЯПОНСКАЯ ПЛЯСОВАЯ

Солнце вышло из-за Фудзи,

По реке поплыли гуси

Молвил Фёдору Максим:

– Ну-ка, сбегай в магазин.

К бутылке Фёдор жадно приложился

И враз пустая стала.

Максим не знал - смеяться или плакать.

Не век скорбеть - восток уже алеет,

Торговый люд по лавкам заспешил.

Вот продавец сакэ врезной замок снимает.

Зевает, рот ладошкою прикрыв,

И Фёдор, стоя на крылечке,

Ему кричит: "Банзай! Банзай!"

В глубоком самосозерцании Фёдора застав,

Максим, тревожить друга не желая,

Один все выпил перед сном, что было в доме.

Проснувшись, он с раскаяньем отметил:

От слёз все рукава у Фёдора мокры.