— Нет, еще вернусь. Снаружи вот только гляну, как и что…

— Да нечего там глядеть! Я знаю, кто вам нужен!

Участковый отпустил ручку двери и повернулся к нему.

— Надо ли понимать, Игорь Сергеевич, что вы можете сообщить конкретные факты? Никаких личных счетов и обид?

Оператор так энергично тряхнул головой, что на ней торчком поднялся жиденький белобрысый вихор, прикрывавший раннюю лысину.

Колесников вынул блокнот.

— Слушаю вас. Только факты.

— Во-первых, пьет запоями. А возможно и нюхает!

— Так, — Колесников в раздумье постучал ручкой по бумаге. — Ну и что?

— Как — что?! — удивился Игорь Сергеевич. — Остальные-то — нормальные люди! А этот — мутант какой-то! Не дождемся, когда его, наконец, с программы уберут!

— И каким же образом это связано с пропажей людей?

— Да черт его знает, наркомана, что ему в голову может прийти! Между прочим, он к Леночке… — тут оператор понизил голос и привстал на цыпочки, потому что был невелик ростом, — … к нашей Леночке приставал с непристойностями в особо извращенной форме…

— Это как?

— Во время еды.

— Ужас, — согласился капитан, представив.

— Да разве только к Леночке! — негодовал Игорь Сергеевич.

— Что, неужели и к Алле Леонидовне?!

— Нет, — оператор потупился. — Ко мне…

Когда Колесников, наконец, вышел из павильона, было уже совсем темно. Галогеновый фонарь над входом бросал на снег широкий клин света, но остальная территория бывшего зернохранилища погрузилась во мрак. Закрутившая к вечеру поземка обещала скоро превратиться в настоящую февральскую метель.

— Ай-яй-яй, как нехорошо!

Участковый заторопился. Он наскоро осмотрел павильон снаружи и бегом направился к тропе, что вела через сугробы к недостроенному корпусу. Эта почти нетоптаная стежка еще днем показалась ему странной. Кому и что могло понадобиться там, где торчали лишь огрызки бетонных свай да едва начатая кирпичная кладка?

Обойдя стройку по следу, он обнаружил пролом, ведущий в подвал. Внутри было темно, пришлось светить зажигалкой. Здесь явно бывал кто-то. Дощатый ящик из-под стеклотары был застелен старой газетой. На нем стояла пустая водочная бутылка, рядом валялся пластиковый стаканчик. Разглядеть что-то еще было трудно. Участковый хотел было уже повернуть к выходу, как вдруг заметил на полу среди обломков кирпича какой-то яркий лоскутРазглядеть что-то еще было трудносссторчащий из-подторворвпвпвпвппвпвапыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыаааа

анркеноркн. Это была расшитая пестреньким узором шерстяная рукавица, явно женская, несмотря на довольно солидный размер. Как раз такие рукавички, согласно ориентировке, носила продавщица Сорокина.

— Неужели, так просто? — пробормотал Колесников. — Заманили в подвал и убили? И даже прибраться, как следует, не потрудились…

— Еще не поздно, — сказал кто-то за спиной.

Огонек в руке участкового дрогнул и погас. Капитан резко обернулся. Бледное пятно пролома заслонила тень. По силуэту невозможно было определить, кто это, но голос показался знакомым.

Колесников снова чиркнул зажигалкой. Пальцы вдруг стали непослушными, пламя затеплилось только с третьего раза. Впрочем, вошедший не пытался ни скрыться, ни напасть.

— Ага! — радостно воскликнул участковый. — Вот это кто! Можно было догадаться!

— Да я и не прячусь…

А оружия-то при нем нет, подумал капитан.

— Ну, рассказывай…

Вошедший покачал головой.

— Времени нет.

— Ничего, прокурор добавит! — пошутил Колесников, бочком подвигаясь к пролому. — Не торопись, давай поговорим…

— Я и не тороплюсь. Это ведь не у меня, а у вас времени нет…

Участковый, продолжая двигаться боком, незаметно оттирал собеседника от выхода и, наконец, оказался между ним и проломом.

— Бежать намылился? — он нервно хохотнул. — Все, некуда!

— Это точно, — пришедший тяжело опустился на ящик. — Бежать мне больше некуда. Везде одно и то же…

— Вот и рассказал бы все начистоту! — Колесников, поплевав на пальцы, перехватил горячую зажигалку.

— Бесполезно. Я пытался рассказать кое-кому… из знакомых…

Последние слова были едва слышны.

— Ну, — подбодрил капитан, — и что же они?

— Их уже нет, — сидящий опустил голову.

Колесников поднял огонь повыше. Этот человек не походил на пойманного преступника. Ни испуга, ни злобы в глазах — только усталость. И уверенность в том, что все останется, как есть.

— А ты попробуй мне рассказать.

— Зачем? С вами будет то же самое… — сидящий быстро обернулся, замер, настороженно прислушиваясь.