– Да ты что, Паша!
– замахал он руками.
– Ты что это надумал! Алкоголь же - яд! Ну хочешь, я тебе за твои неизрасходованные лимиты мой телевизор отдам?

Хочешь?

– За пять тысяч бутылок - телевизор?
– Паша обидно засмеялся.
– Где ты такие цены видел?

– А что же ты хотел, автомобиль, что ли?

– Да уж во всяком случае не телевизор. Пять тысяч пол-литров! Одна посуда и та дороже стоит, не говоря про содержимое!

– Так я ж у тебя не выпивку покупаю, а только лимиты.

– Ну и что? Лимиты, по-твоему, на улице валяются? Да я лучше сам свои лимиты израсходую, чем отдам их за какой-то доисторический телевизор устаревшей модели!
– И с этими словами Паша неожиданно схватил Федин стакан и залпом осушил его.

– Поч-чему это мой телевизор yc-старевший?
– обиделся вдруг Федя. Десять лег не был устаревшим, а тут взял да и устарел?

– А ты как, Феденька, думал? Все в природе стареет: и я, и ты, и телевизоры.

Диалектика!

Федору Васильевичу стало совсем грустно.

– Ну ладно, - согласился он, - раз диалектика, не отдавай мне все пять тысяч бутылок. Но хоть половину ты за мой телевизор уступишь?

– Не знаю, - сказал Паша, явно боясь продешевить.
– Мне бы с женой посоветоваться надо: сам понимаешь, покупка телевизора - дело семейное.

– Какая ж это покупка?
– удивился Федор.
– Я ж тебе телевизор задаром даю!

– Нет, Федюня, не даром, а за мои лимиты, - рассудительно возразил Паша и разлил по стаканам остатки водки.
– Телевизор я в любом магазине куплю хоть в кредит, хогь за наличные. А лимиты пока выхлопочешь - сам не рад будешь.

– Эх, Паша, Павел Николаевич!
– горько сказал Федор, откупоривая портвейн.
– Мы с тобой три с половиной тыщи бутылок душа в душу прожили. Я думал, ты друг, а ты стяжатель, собственник и пережиток - вот ты кто, Паша! И я лучше совсем пить брошу, чем твоими лимитами воспользуюсь!

С этими словами Федор Васильевич демонстративно вылил бутылку розового портвейна в цветочный горшок с фикусом и, хлопнув дверью, нетвердыми шагами направился к молочной. Он знал, где она находится, потому что рядом с ней принимали посуду.

...С этого дня Федор Васильевич ничего, кроме кефира, не признавал. А Павел, наоборот, забросил шашки и стал пить, стремительно наверстывая упущенное.

Пока он не ведал, что ему причитаются какие-то там лимиты, он и жил спокойно, и беззаботно играл в настольные игры. А тут ему стало страшно, что его собственные лимиты, его кровные фонды могут пропасть так, задаром - и это не давало ему покоя ни днем, ни ночью...

Да, нет никакого лекарства от жадности. И куда смотрит медицина неизвестно!