Мысли, шаги и поступки мои:

"Путь твой особый. Ищи - и найдешь".

Так он мне шепчет. Но я и доныне

В розысках вечных и вечно в унынье.

Где этот путь и на что он похож?

Совести ль это нечистой упрек

Мучит меня затаенно порою?

Что же такого содеять я мог,

Чтобы лишить мою совесть покоя?

Ангел-хранитель ли это со мной?

Демон ли мой искуситель незримый?

Кто бы ты ни был, поведай, открой,

Что за таинственный жребий такой

В жизни готовится мне, роковой,

Скрытый, великий и неотвратимый?

1836

ДЯДЕ ГРИГОЛУ 1

Родину ты потерял по доносу,

Сослан на север в далекий уезд.

Где они - дедовской рощи откосы,

Место гуляний, показа невест?

Но и в изгнанье, далеко отсюда,

Ты не забудешь родной толчеи.

Парами толпы веселого люда

Шли, оглашая аллеи твои.

Жаль, что не видишь ты на расстоянье

Нынешних наших девиц-щеголих.

Как бы припомнил ты очарованье

Сверстниц своих и избранниц былых!

1836

1 Григол Орбелиани (1800-1883) - известный поэт-романтик, дядя Н. Бараташвили. За участие в заговоре в 1832 году был сослан в Польшу.

НОЧЬ В КАБАХИ 1

Люблю этих мест живописный простор.

Найдется ли что-нибудь в мире волшебней,

Чем луг под луною, когда из-за гребня

Повеет прохладою ветер с Коджор?

То плавно течет, то клокочет Кура,

Изменчивая, как страсти порывы.

Так было в тот вечер, когда молчаливо

Сюда я зашел, как во все вечера.

С нарядными девушками там и сям

Толпа кавалеров веселых бродила.

Луна догадалась, что в обществе дам

Царит не она, а земные светила.

И скрылась за тучи, оставшись в тени.

"Ты б спел что-нибудь, - говорят домочадцы

Любимцу семьи, одному из родни,

Любое, что хочешь. Не надо ломаться".

И вот понемногу сдается певец.

Становится, выпятив грудь, начинает,

И кто не взволнуется, кто не растает

От песни, смертельной для женских сердец?

Тогда-то заметил я в белом одну,

И вижу, она меня тоже узнала.

И вот я теряюсь, и сердце упало,

Я скован, без памяти я и в плену!

Я раз ее видел в домашнем кругу.

Теперь она ланью у тигра в берлоге

Средь шумного общества стынет в тревоге,

И я к ней, смутясь, подойти не могу.

Вдруг взгляд ее мне удается поймать,

И я подхожу к ней, волненья не пряча,

И я говорю ей: "Какая удача!

Я счастлив, что с вами встречаюсь опять".

"Спасибо, - она говорит, - что хоть вы

Меня не забыли. Теперь это мода".

"Ваш образ не могут изгладить ни годы,

Я ей возражаю, - ни ропот молвы".

И вдруг ветерок колыхнул ей подол,

И ножка тугая, как гроздь винограда,

На миг обозначилась из-под наряда,

И волнами сад предо мною пошел.

И выплывший месяц, светясь сквозь хрусталь,

Зажег на груди у нее ожерелье.

Но девушку звали, и рядом шумели.

Она убежала. Какая печаль!

1836

1 Кабахи - сад в Тбилиси, принадлежавший роду Орбелиани.

РАЗДУМЬЯ НА БЕРЕГУ КУРЫ

Иду, расстроясь, на берег реки

Тоску развеять и уединиться.

До слез люблю я эти уголки,

Их тишину, раздолье без границы.

Ложусь и слушаю, как не спеша

Течет Кура, журча на перекатах.

Она сейчас зеркально хороша,

Вся в отблесках лазури синеватых.

Свидетельница многих, многих лет,

Что ты, Кура, бормочешь без ответа?

И воплощеньем суеты сует

Представилась мне жизнь в минуту эту.

Наш бренный мир - худое решето,

Которое хотят долить до края.

Чего б ни достигали мы, никто

Не удовлетворялся, умирая.

Завоеватели чужих краев

Не отвыкают от кровавых схваток.

Они, и полвселенной поборов,

Мечтают, как бы захватить остаток.

Что им земля, когда, богатыри,

Они землею завтра станут сами?