Если не обращать внимания на остатки порошка для снятия отпечатков пальцев, если не думать, сколько человек топтались на этом мягком шерстяном ковре, можно считать, что комната почти не изменилась — здесь не хватало только Роз Лестрейндж.

Взгляд Марка скользнул по окнам — и замер.

Он не обратил особого внимания на большой комод с пятнами порошка. Его ящики, которые обыскивали полицейские, были грубо выдвинуты. Комод стоял в углу, а перед ним находилось кресло с высокой спинкой.

На ней висело вывернутое наизнанку желтое платье, в котором Роз была в субботу вечером. Сверху валялся поясок. На сиденье кресла лежали аккуратно скатанные нейлоновые чулки. На полу стояли туфельки с высокими каблуками.

В воскресенье утром он не обратил на них внимания. Сейчас они заставили его вспомнить эту высокую загадочную женщину, в усмешке которой было что-то недоброе.

В это мгновение доктор Фелл, громогласно откашлявшись, с багровым обеспокоенным лицом отошел от туалетного столика.

— Закрытая дверь! Закрытые окна! — невольно вырвалось у Марка. — У вас есть какие-то идеи?

— Сэр, — ответил доктор Фелл, — отсутствие идей редко беспокоит меня. Меня обычно беспокоят те идеи, которые уже у меня в голове. Не так давно вы и ваша жена по отдельности рассказали свои версии событий, произошедших в ночь убийства. То, что касается ваших отношений, в этих историях не привлекло моего внимания. Но куда больше меня заинтересовали подробности, касающиеся других людей, — главным образом, некие события, происходившие в вашем доме.

— То есть вы хотите получить ответы на какие-то вопросы?

— Именно так. Давайте начнем с самой мисс Лестрейндж.

Марк знал, что Бренда продолжает стоять у него за спиной в дверном проеме.

Хотя он не видел ее, он чувствовал ее физическое присутствие, понимал, какие эмоции ее захлестывают. Марк отошел в сторону, чтобы жена могла видеть доктора Фелла.

— Насколько я понимаю, вы виделись с ней всего лишь дважды: в первый раз она в субботу утром остановила вас на Колледж-авеню и затем около одиннадцати вечера, когда она, не позвонив в двери, проскользнула в ваш дом, по всей видимости полагая, что вы в нем один. Тем не менее…

— Да? — вырвалось у Марка.

— Минуту, сэр. — Доктор Фелл широко открыл прищуренные глаза. — Не поразил ли вас тот факт, что она была столь бесцеремонна?

— Я не совсем вас понимаю.

— Бесцеремонна! Ну, прошу вас, миссис Рутвен! — Доктор Фелл, оживившись, хмыкнул и подмигнул Бренде, но тут же снова посерьезнел. — Боюсь, я понимаю, о чем вы думаете. «Если не считать бесцеремонностью подобное появление в доме малознакомой дамы, то о чем тогда можно говорить?» Признайтесь, нечто подобное пришло вам в голову?

Бренда, казалось, была сбита с толку.

— Н-ну… в общем-то да! Вы правы, так я и подумала.

— Но это далеко не все, что я хотел бы знать. Будьте любезны, выкиньте из головы — вы оба — все оценки, которые готовы слететь с ваших уст по поводу ее личной жизни и моральных установок. Итак, сэр. Исходя из вашего краткого знакомства, можете ли вы сказать, что она получила хорошее воспитание?

— Хорошее воспитание? Да! Да, конечно!

— Она умела держаться? Обладала хорошими манерами? Непринужденностью?

— Да, все это было ей присуще.

— То есть не была она грубоватой или закомплексованной?

— Господи, конечно же нет!

— А теперь смотрите! — продолжил доктор Фелл. — Мисс Лестрейндж ни в малой степени не беспокоят слухи о том, что у нее состоялось тайное свидание в изоляторе колледжа с неким молодым человеком, которым, как позже выяснилось, был Фрэнк Чедвик. Наоборот: она над ними смеется. И не собирается ничего отрицать. Что выдает ее желание казаться неуемной искательницей любовных приключений.

— «Ее желание»? — вмешалась Бренда, но запнулась. — Что вы подразумеваете под этими словами?

Марк нахмурился. В его памяти ясно и четко всплыли слова, которыми Джудит Уолкер охарактеризовала Роз Лестрейндж.

— Но едва ли она догадывалась, — вскинул голову доктор Фелл, — что в ее адрес выдвигаются и другие обвинения. Откуда она могла знать, что ее подозревают в тех шутках в спортзале: в том, что она малевала рисунки на стене, а потом бросила металлический стержень на голову старика — и все это без всяких причин, разве что она была патологической личностью? Неужели ей понравились бы сплетни такого рода?