Я пощекотал ее ножом; порезы на ребрах не опасны, но весьма болезненны. Ножевая рана сперва побелела, затем покраснела.
— Слушай, дорогая. — (Я забыл ее имя.) — Вот что у меня для тебя есть. Взгляни-ка. — Я помахал ножом. Чувствуешь?
Я похлопал ее лезвием по лицу. Она забилась в угол тахты и начала дрожать. Этого я и ждал.
— Ну, тварь, отвечай мне.
— Пожалуйста, Дэвид, — пробормотала она.
Скучно. Неинтересно.
— Я ухожу. Ты вшивая шлюха. Дешевая проститутка.
— Пожалуйста, Дэвид, — повторила она низким голосом.
Никаких действий!.. Ладно, дам ей еще один шанс.
— Считая по два доллара за ночь, за мной двадцать.
Я выбрал из кармана деньги, отсчитал долларовые бумажки и протянул их. Она не шевельнулась. Она сидела на тахте, нагая, посиневшая, не глядя на меня. Н-да, скучно. И представьте себе — в любви, как зверь, даже кусалась. Царапалась, как кошка. А теперь…
Я скомкал деньги и бросил ей на колени.
— Пожалуйста, Дэвид.
Ни слез, ни криков… Она невыносима. Я ушел.
Беда с неврастениками в том, что на них нельзя положиться. Находишь их, работаешь, подводишь к пику… А они могут повести себя, вот как эта.
Я взглянул на свои часы. Стрелка стояла на двенадцати. Надо идти к Гандри. Над ним работала Фрейда, и, очевидно, она сейчас там, ждет кульминации. Мне нужно было посоветоваться с Фрейдой, а времени осталось немного.
Я пошел на Шестую авеню… нет, авеню Америкас; свернул на Пятьдесят шестую и подошел к дому напротив Дворца Мекки… нет, нью-йоркского городского центра. Поднялся на лифте и уже собирался позвонить в дверь, когда почувствовал запах газа. Он шел из квартиры Гандри.
Тогда я не стал звонить, а достал свои ключи и принялся за дверь. Через две или три минуты открыл ее и вошел, зажимая нос платком. Внутри было темно. Я направился прямо на кухню и споткнулся о тело, лежавшее на полу. Выключил газ и открыл окно, пробежал в гостиную и там пооткрывал все окна.
Гандри был еще жив. Его большое лицо побагровело. Я подошел к телефону и позвонил Фрейде.
— Фрейда? Почему ты не здесь, с Гандри?
— Это ты, Дэвид?
— Да. Я только что пришел и обнаружил Гандри полумертвым. Он пытался покончить с собой.
— Ох, Дэвид!
— Газ. Самопроизвольная развязка. Ты работала над ним?
— Конечно. Но я не думала, что он…
— Так улизнет? Я тебе сто раз говорил: Фрейда, нельзя полагаться на потенциальных самоубийц, вроде Гандри. Я показывал тебе эти порезы на запястье. Такие, как он, никогда не действуют активно. Они…
— Не учи меня, Дэвид.
— Ладно, не обращай внимания. У меня тоже все сорвалось. Я думал, у девицы необузданный нрав, а она оказалась мямлей. Теперь хочу попробовать с той женщиной, которую ты упоминала. Бекон.
— Определенно рекомендую.
— Как мне ее найти?
— Через мужа, Эдди Бекона. Попытайся в «Шооне», или в «Греке», или в «Дугласе». Но он болтлив, Дэвид, любит, чтобы его выслушали; а у тебя не так уж много времени.
— Все окупится, если его жена стоит того.
— Безусловно. Я же говорила тебе о револьвере.
— Хорошо, а как с Гандри?
— О, к дьяволу Гандри! — прорычала она и повесила трубку.
Я тоже положил трубку, закрыл все окна и пустил газ. Гандри не двигался. Я выключил свет и вышел.
Теперь за Эдди Бекона. Я нашел его в «Греке» на Восточной Пятьдесят второй улице.
— Эдди Бекон здесь?
— В глубине, сзади, — махнул бармен.
Я посмотрел за перегородку. Там было полно народу.
— Который из них?
Бармен указал на маленького человечка, сидящего в одиночестве за столиком в углу. Я подошел и сел рядом.
— Привет, Эдди.
У него оказалось морщинистое, обрюзгшее лицо, светлые волосы, бледные голубые глаза. Бекон косо взглянул на меня.
— Что будете пить?
— Виски. Воду. Без льда.
Принесли выпивку.
— Где Лиз?
— Кто?
— Ваша жена. Я слышал, она ушла от вас?
— Они все ушли от меня.
— Где Лиз?
— Это случилось совершенно неожиданно, — произнес он мрачным голосом. — Я взял детей на Кони-Айленд…
— О детях в другой раз. Где Лиз?
— Я рассказываю. Кони-Айленд — проклятое место. Тебя привязывают в вагончике, разгоняют и пускают наперегонки с динозавром. Этот аттракцион будит в людях инстинкты каменного века. Вот почему дети в восторге. В них сильны пережитки каменного века.