Он умолк. Кабинет мосье Вотура наполнился зловещими призраками. Дермот Кинрос, сидя на углу следовательского стола, изучал Тоби с насмешкой, но и с восхищением.

— И вы никому об этом не рассказали? — спросил он.

— Нет.

— Почему же?

— Меня… меня могли неверно понять. Могли бы ложно истолковать мои намерения.

— Понятно. Точно так же, как ложно истолковали намерения Евы Нил, когда она рассказала свою историю. Но, положа руку на сердце, почему же вы требуете от нас, чтоб мы поверили вам?

— Хватит! — взмолился Тоби. — Откуда же я мог знать, что кто-то на меня смотрит из этого проклятого окна через дорогу? — Он метнул взгляд на Еву. — Во-первых, Ева сама клялась, что ничего не видела. Вы все тут свидетели, подтвердите! Я до вчерашнего вечера не слышал про эти несчастные «коричневые перчатки»!

— И вы до сих пор умалчивали о своем подвиге, хоть от вашего признания зависела судьба вашей невесты?

Тоби ошалело посмотрел на Дермота:

— Ничего не понимаю!

— Не понимаете? Ну так послушайте. Сразу же после разговора с ней, в час ночи, вы поднялись к отцу и нашли его мертвым?

— Да.

— Стало быть, если она его убила, то еще до часа? В час, сделав свое дело, она уже у себя и беседует с вами, так?

— Да.

— Она сделала свое дело и к часу вернулась домой. Зачем же она опять вышла из дому и в полвторого вернулась вся в крови?

Тоби открыл и сразу же закрыл рот.

— Что-то не сходится, знаете ли, — заметил Дермот с обманчивой мягкостью.

— Уж одно из двух. Вся эта картина, нарисованная Иветой, — ах, преступница, в половине второго, отпирающая входную дверь, крадущаяся домой, «ужасно растрепанная» и поскорей, поскорей смывающая с себя кровь, — нет, знаете ли, хорошенького понемножку. Не намекаете же вы на то, что, убив сэра Мориса Лоуза, она через полчаса с лишним совершила еще одно убийство? Ибо, вернувшись домой после смерти первой жертвы, она, вероятно, уж привела бы себя в порядок, прежде чем снова выходить из дому?

Дермот, сложа руки, небрежно сидел на краю стола.

— Вы согласны со мной, мосье Вотур? — спросил он. Елена Лоуз стряхнула с плеча удерживающую руку брата.

— Не понимаю я этих ваших тонкостей. Меня мой сын интересует, и больше ничего.

— Ну нет, — вдруг вмешалась Дженис. — Если Тоби путался с той девицей на рю де ла Арп и сделал то, в чем сам сейчас признался, так, по-моему, мы ужасно обошлись с Евой.

— Успокойся, Дженис. Ты же сама говоришь: если он это сделал…

— Мама, но он признался!

— Так уж, наверное, у него были причины! При всем моем уважении к Еве, — и я от души желаю ей выпутаться из этой истории, — меня больше беспокоит другое. Доктор Кинрос, Тоби говорит правду?

— О да, — сказал Дермот.

— Он не убивал бедного Мориса?

— Конечно, нет.

— Но кто-то убил, — заметил дядя Бен. Глаза у дяди Бена забегали.

— Да. Кто-то убил, — согласился Дермот. — Мы к этому подходим.

Во время всей сцены единственным лицом, не сказавшим ни слова, была сама Ева. Луч маяка отбрасывал на стены искаженные тени, движущиеся как в театре теней, а Ева пристально разглядывала носки своих туфель. Лишь в одном месте рассказа, как бы что-то припомнив, она сжала ручки кресла. Под глазами у нее были темные круги, а на нижней губе белая отметина от зубов. Погруженная в себя, она качала головой. Наконец она подняла глаза и встретилась со взглядом Дермота.

— Кажется, я вспомнила, — сказала она ему, откашлявшись, — то, что вы просили меня вспомнить.

— Я должен вам объяснить. И еще извиниться.

— Нет, — сказала Ева. — Нет, нет, нет! Теперь я понимаю, почему мой сегодняшний рассказ причинил мне столько неприятностей.

— Только не обрывайте вы меня, дайте спросить! — возмутилась Дженис. — Лично я ничего не понимаю. Какая же тут отгадка?

— Отгадка, — ответил Дермот, — имя убийцы.

— Ах, — пробормотал мосье Горон. Ева разглядывала императорскую табакерку, переливающуюся всеми красками на столе рядом с рукою Дермота.

— Девять дней меня преследовал кошмар, — сказала она. — Коричневые перчатки. Я ни о чем другом думать не могла. И вдруг оказывается, в них был всего лишь Тоби.

— Спасибо, — процедил сквозь зубы упомянутый джентльмен.

— Я без издевки. Я серьезно. Когда на чем-то так сосредоточишься, о других вещах забываешь, и, бывает, за что-то ручаешься головой, и совершенно напрасно. Думаешь, что это точно, что это правда, а оказывается — ничего подобного. И лишь в минуты крайней усталости, когда отключается сознание, вдруг вспоминаешь правду.

Голос Елены Лоуз поднялся до пронзительных нот.

— Ну, милая, — крикнула она, — все это очень психологично и по Фрейду, или как там еще, но все же объясните нам, бога ради, о чем вы толкуете?

— О табакерке, — ответила Ева.

— При чем она тут?

— Убийца разбил ее. Полиция сразу же собрала осколки и склеила. Знаете, я ведь в первый раз в жизни ее сейчас увидела.

— Но!… — начала Дженис в явном замешательстве.

— А вы посмотрите на табакерку, — предложил Дермот Кинрос. — Она небольшая. Два дюйма с четвертью в диаметре, согласно записи сэра Мориса. И на что она похожа, даже когда смотришь на нее вблизи? Она по форме в точности как часы. И действительно, когда сэр Морис показал ее своим, все подумали, что это часы. Верно?