– Когда Рузвельт обнаружит, что мы ушли из оперы, – сказал я, – он перевернет город вверх дном, пытаясь разыскать нас.

Ласло пожал плечами:

– Будет куда лучше, если он применит мозги. У него на руках все ключи, указывающие на наше местонахождение.

– Ключи? Вы имеете в виду улики из квартиры Бичема? – Я снова оказался в тупике. – Но ведь именно эти находки и привели нас к башне Хай-Бридж. И замок Джозефа на это указывал…

– Нет, Джон, – ответил Крайцлер, вновь замахав руками. – Лишь часть того, что вы нашли на Бакстер-стрит, привела вас к такому выводу. Подумайте еще. Что еще он оставил?

Я задумался.

– Коллекцию глаз… схему… и шкатулку с дагерротипом.

– Верно. Теперь подумайте о сознательных или бессознательных мотивах, вынудивших его оставить именно эти вещи. Глаза безошибочно показывают на то, что перед вами нужный человек. Схема дает общее представление о месте, где будет нанесен следующий удар. И шкатулка…

– Шкатулка говорит нам то же самое, – поспешно воскликнул я. – Дагерротип дает нам понять, что мы нашли Яфета Дьюри.

– Правильно, – выразительно сказал Крайцлер. – Но что вы скажете о ее содержимом?

Я не понял.

– Сердце? – пробормотал я в замешательстве. – Старое и высохшее. Вы считаете, оно принадлежало его матери.

– Да. Теперь объедините карту и содержимое шкатулки.

– Система водоснабжения города… и сердце…

– Теперь добавьте сказанное Джозефом.

– Замок или крепость, – отозвался я, все еще не понимая, к чему он клонит. – Место, откуда можно увидеть весь город.

– И?… – нетерпеливо подтолкнул меня Крайцлер.

Когда мы повернули на Пятую авеню, ответ обрушился на меня подобно тысяче громов. Растянувшись на два квартала к северу и один квартал к западу, стены его соперничали высотой с окружающими зданиями и выглядели так же величественно, как в незапамятные времена могла выглядеть легендарная Троя. Перед нами возвышалась громадина резервуара Кротон. Выстроенный по образу и подобию египетских мавзолеев, резервуар представлял собой чудовищных размеров крепость, по бастионам которой любили прогуливаться ньюйоркцы, наслаждаясь великолепной панорамой города (равно как и рукотворным озером в стенах резервуара). К тому же Кротон служил основным водохранилищем всего Нью-Йорка. Иными словами, это было самое сердце городской системы водоснабжения, центр, к которому сходились все акведуки и которым питались все артерии водопровода. Пораженный, я обернулся к Крайцлеру.

– Да, Джон, – улыбнулся он, когда мы приблизились к гигантской конструкции. – Здесь. – И он потянул меня за рукав, вынуждая прижаться к стене, пустынной в этот поздний час. – Вы, без сомнения, обсуждали, – понизив голос, продолжал он, – что Бичему может быть известно про то, что в первую голову мы станем наблюдать за береговой линией. Однако подходящей альтернативы у вас не было, и вы побережьями и ограничились. – Ласло поднял голову и впервые за эту ночь я заметил на его лице признаки волнения. – Если моя догадка верна, то он сейчас наверху.

– Так рано? – удивился я. – Но вы же сами говорил, что…

– Сегодняшняя ночь – особенная, – оборвал меня Крайцлер. – Сегодня ночью он накрывает стол заранее, чтобы лучше подготовиться к приему дорогих гостей. – Из складок накидки Ласло извлек «кольт» и протянул мне. – Возьмите, Мур. Но ни в коем случае не используйте, если этого можно избежать. У меня накопилось немало вопросов к этому человеку.

Крайцлер двинулся к тяжелым главным воротам, за которыми крылась лестница на вершину резервуара: они весьма напоминали вход в египетский храм мертвых. Учитывая наши цели этой ночью, я от столь зловещего совпадения содрогнулся. Под самым порталом я остановил Ласло.

– Только одно, – прошептал я. – Вы говорили, что люди Бёрнса все время следили за вами. Откуда вы знаете, что они не следят за нами сейчас?

Мне очень не понравилось лицо моего друга, когда он обернулся ко мне, – пустое лицо человека, полностью покорившегося некогда предначертанной судьбе и даже не помышляющего ее изменить.

– Признаться, я понятия не имею, следят они за нами или нет, – ответил он тихо. – Лично я рассчитываю, что все же следят.

На этом Крайцлер скрылся в воротах и стал подниматься по широкой и темной лестнице, пронизавшей массивную стену насквозь до самого верха. Пару мгновений я силился разгадать смысл его загадочных слов, после чего уже почти двинулся следом, когда мои глаза на секунду поймали слабый отблеск латуни где-то на другой стороне Пятой авеню. Я замер, пытаясь точно определить источник.

На 41-й улице, прямо под кроной разлапистого дерева, чья листва служила надежным укрытием от сияния дуговых ламп, стоял элегантный черный брогам, латунный отблеск фонариков которого я и заметил. И лошадь, и возница, казалось, были погружены в сон. Следующую минуту я пытался подавить в себе ужас, нахлынувший при мысли о восхождении на стены резервуара, но я быстро справился с дрожью в коленях и кинулся догонять Крайцлера, успокаивая себя, что в Нью-Йорке, должно быть, полно людей, разделяющих привязанность Пола Келли к элегантным черным экипажам.

Поднявшись на стену резервуара, я окончательно осознал всю пагубность ошибки, совершенной мною, когда я позволил Крайцлеру уговорить меня сопровождать его в этом путешествии. От парапета, окольцовывавшего кромку озера, до земли было примерно шесть этажей. Сам променад имел в ширину порядка восьми футов, с обеих сторон его ограждали четрехфутовые железные перила. Глянув вниз, я увидел улицы под таким углом, который сразу оживил в памяти все наши походы по крышам в последние месяцы. Уже одного этого было бы достаточно. Но обводя взглядом панораму прямо перед собой, я видел все те же знакомые просмоленные поверхности крыш и бесчисленные дымоходы зданий, окружавших резервуар, и все это напоминало о том, что даже если ноги наши и не стоят сейчас на крыше, вне всякого сомнения, мы уже вступили в то вышнее царство, где правит Джон Бичем. Мы вновь находились в его мире, только на сей раз прибыли по его извращенному приглашению. Безмолвно ступая к той части стены, что была обращена к 40-й улице, – по правую руку блистала вода, отражая свет всходившей в прозрачно-черном небе луны, – я не переставал сомневаться в нашем охотничьем мастерстве. Похоже, мы были готовы сами стать дичью.