– Я еще не сказал того, что хотел.

Она холодно посмотрела на него, как бы поторапливая.

– Я хочу, чтобы ты поняла, почему… почему я… был с ними тогда. В то время Хатч был готов сделать все, что прикажет ему Нил. Кроме того, мне кажется, Хатч был влюблен в тебя.

– Как ты смеешь говорить о насилии как о чем-то, относящемся к любви? – Она опустила руки, ладони сжались в кулаки. – Единственное, в чем состоит разница между тем, что вы сделали со мной, и убийством, это то, что я еще жива. Но если бы Нил приказал вам с Хатчем убить меня, я бы, возможно, была мертва.

Его глаза умоляли о прощении.

– Все, что ты говоришь, это правда, Джейд. Это было преступление. Нил хотел отомстить Гэри за то, что он взял тогда верх у «Дейри Барн». По крайней мере, Нил воспринимал это так. Он все время трепался, что ты с ним заигрываешь. Я знаю, он злился, что ты предпочла ему Гэри. Что касается Хатча… – Ламар пожал плечами. – У меня есть кое-какие соображения, но только он один знает, почему пошел на это.

Он помолчал, затем глубоко вздохнул.

– Что касается меня, то это было испытание на мужественность. Мне необходимо было доказать им и себе, что я мужчина. К сожалению, это не помогло.

Джейд не сводила с него глаз. Ламар поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза.

– Джейд, я гомосексуалист.

Он горько засмеялся.

– Полагаю, это классический случай – слабовольный отец, властная мать. Мои подозрения относительно этого подтвердились только после первого курса университета, когда мы жили в сплошном разврате. Я переспал со многими девчонками, однако не получил от этого никакого удовлетворения. На следующий год я познакомился с одним человеком в Пальметто. Он преподавал в средней школе. Потом был уволен за то, что его застали с одним из учеников в его комнате. Моя мать даже и подумать не могла, как я был убит, когда она позвонила мне, чтобы рассказать последние пальметтовские сплетни, и поведала эту грязную историю о моем возлюбленном. Я думаю, его уволили за совращение молодых ребят вроде меня. Он потом переехал куда-то на восток. Так что моя первая любовь окончилась трагически.

– Моя тоже.

– Да, понимаю, – сказал Ламар тихо, отводя взгляд. – В университете у меня были новые друзья и любовники. Один из них стал ревновать меня к женщинам, с которыми приходилось иметь дело во время вакханалий, устраиваемых Нилом. Мне приходилось в них участвовать, потому что я не хотел, чтобы Нил о чем-нибудь узнал. И Боже сохрани, чтобы об этом узнала моя мать. Она тогда направит меня на Ку-Клукс-Клан. Ты можешь себе представить ее реакцию, когда она узнает, что семейное древо Коуэнов обречено, потому что ее сын – голубой?

Грэм тоже может быть Коуэном, однако Майраджейн никогда об этом не узнает.

– Никто еще не догадывается о моей тайне, – признался Ламар. – Но когда я увидел тебя сегодня, я захотел, чтобы ты узнала. Я думаю, это может объяснить, почему я это сделал.

В течение некоторого времени Джейд смотрела на него с нескрываемым презрением.

– Ты пришел сюда признаться в своем мерзком грехе не из-за меня, Ламар. Ты признался в этом, потому что ты хочешь, чтобы я простила тебя. Так вот, тебе не повезло, твои сексуальные предпочтения не оправдывают насилия. Вы не только изнасиловали меня, из-за вас погиб Гэри. Даже если бы я и смогла простить тебе первое преступление, я никогда не прощу второе. Нет, Ламар, пока я жива, я буду ненавидеть вас. Пока я не увидела тебя сегодня утром, я думала, что время затянуло раны. Но вот появился ты, и все опять вернулось, все настолько живо в моей памяти, как будто произошло вчера. Я лежу на спине в грязи, умоляя вас троих не делать этого. – Глаза Джейд угрожающе сощурились. – Я никогда не забуду этого, а пока я помню – вам не будет прощения.

Ламар смотрел куда-то поверх ее плеча. Миловидные черты его лица выражали печаль и смирение. Наконец он опять взглянул на нее.

– Я так и думал, что ты скажешь что-нибудь в этом роде. Я думал… я надеялся… я хотел попытаться.

Он повернулся к двери, затем помедлил и посмотрел на нее.

– Не думаю, что это что-нибудь изменит, однако хочу попросить – прости меня.

– Нет!

С удрученным видом он кивнул и вышел, закрыв за собой дверь. Джейд бросилась к двери и заперла ее. Она так сильно прижалась лбом к твердому дереву, что ей стало больно. Их издевательства звенели у нее в ушах. Нил держал ее за руки и поддразнивал Ламара, чтобы он поторапливался. Хатч, еще не отдышавшийся от трудов, называл Ламара слабаком за его нерешительность. Джейд закрыла уши и медленно сползла по двери на пол. Положив голову на колени, как в ту злосчастную ночь, она жалобно застонала:

– Нет, пожалуйста, не надо.

Однако Ламар сделал свое подлое дело и был чрезвычайно горд. Как он посмел прийти к ней теперь, пытаясь облегчить больную совесть, открыв свою позорную тайну и прося ее прощения?

Ему могло показаться, что Джейд забыла ту неприятность и теперь благоденствует. Он не знал, что даже после нескольких месяцев лечения она не способна любить по-настоящему. Та ночь отпечаталась в ее душе как родимое пятно, и она никогда не избавится от него. Это приговор на всю жизнь, и она ни с кем не сможет разделить свою беду, особенно с таким дорогим для нее человеком, как Хэнк.

Из-за похорон Джейд имела возможность избегать его сегодня. Но завтра она скажет ему, что никогда не сможет подтвердить свою любовь физической близостью, никогда не сможет дать ему того, в чем он нуждается, на что имеет право. На этот раз она должна заставить его поверить и принять это.

В душе ее была такая же темнота, как и за окном. Тишина дома сомкнулась вокруг нее. Она горевала о Грэме, который больше никогда не увидит своего Поппи. Ее сердце болело за Кэти, которая потеряла мужа и самого близкого друга. Она жалела Хэнка, зная, какую сердечную рану нанесет ему…