Долго спустя, когда Сверчок уже успокоился и стал пристально смотреть красными глазами в одну точку перед собою, когда вытерли слезы и облегченно вздохнули и барыня и кухарка, Василий серьезно сказал:

– А напрасно я тебя окоротил. Ты хорошо рассказываешь. Я и не чаял такой прыти от тебя.

– Вот то-то и оно то, - тоже серьезно и просто ответил Сверчок.
– Тут, брат, всю ночь можно рассказывать, и то не расскажешь.

– А сколько ему было лет?
– спросил Ремер, искоса поглядывая на жену, тихо улыбавшуюся после слез, и тревожно думая о том, как бы это не повредило ей в ее положении.

– Двадцать пятый-с, - ответил Сверчок.

– И больше у вас не было детей?
– робко спросила барыня.

– Нет-с, не было.

– А у меня вон целых семеро, - нахмуриваясь, сказал Василий.
– Изба два шага, а их куча. Тоже не велика сласть и дети. Нам, видно, чем раньше помереть, тем выгоднее.

Сверчок подумал.

– Ну, это не нашего ума дело, - еще проще, серьезней и грустней ответил он и опять взялся за шило.
– Не замерзни он, меня, брат, до ста лет никакая смерть не взяла бы.

Господа переглянулись и, застегиваясь, поднялись с мест. Но еще долго стояли и слушали, как отвечал Сверчок на расспросы кухарки о том, донес ли он сына до села, чем кончилось дело. Сверчок отвечал, что донес, но только не до села, а до железной дороги и упал, споткнувшись на рельсы. Обморозил руки, ноги и уже совсем терял сознание. Рассвело, шла метель, все белело, а он сидел в степи и смотрел, как заносит снег его мертвого сына, набивается в редкие усы и в белые уши. Подняли их кондуктора товарного поезда, шедшего из Балашова.

– Дивное дело, - сказала кухарка, когда он кончил, - не пойму я того, как ты сам-то в такую страсть не замерз?

– Не до того было, матушка, - ответил Сверчок рассеянно, ища что-то на верстаке, в обрезках кожи.
– Не до того.

Капри. 28-30. 11. 1911.