– Свобода, ага. Только знаешь, свобода с нагрузкой – холодом, голодом. Тоже не мед. Попробуй перезимовать на бесхозном чердаке. Или в канализации. Да от милиции не отцепиться. Да крикливые дворничихи. А то бдительные ветераны, этим все шпионы ЦРУ мерещатся. В мусорных ящиках при дворах теперь что найдешь? Люди сами все жрут, один целлофан выбрасывают, – зло говорил бомж. – На черта мне такой капитализм, лучше был социализм.

– Колбаса дешевая, – с издевкой заметил солдат.

– И колбаса, и многое другое. Возьми огороды. Можно было поехать за город, накопать картошки или там надергать морковки. Опять же сады. Колхозники перешли на цитрусовые, в яблоках отпала нужда – рви сколько хочешь. А теперь? Готовы тебя застрелить за одну морковку. Вон старого бомжа в Зеленом и стрельнули. За две луковицы отдал свою никчемную жизнь. Не отдал на войне за родину, так за две луковицы отдал. Нет, нашему брату при социализме лучше.

– Наверно, при социализме и бомжей не было. Не разрешалось.

– Не разрешалось, ага. Даже нищих вывели. Запретили, и все. Порядок был.

– Но некоторым и при капитализме неплохо, – сказал солдат. – Вон сколько коттеджей отгрохали. Опять же иномарки...

– Отгрохали, да. Жулье разное. Что они – заработали на те коттеджи? Или иномарки? Наворовали и пользуются, ничего не боятся. Потому что такая власть. Знаешь, я не стерпел как-то. В Минске. Вижу, во дворе двое поднимают капот новенького «БМВ» – такой, знаешь, блестит, как зеркало, последней модели. И начинают разбираться: где шрус, где турбонаддув, где карбюратор. А разбираются слабо, все по немецкой инструкции. Я подошел хоть мельком взглянуть, как там в движке. Всю жизнь барахлом занимался, а на такое чудо не пришлось и глянуть. Говорю, позвольте, мужики, поинтересоваться, я же автотехник по специальности. Один поднимает стриженую голову, хватает гаечный ключ, наверно, 28 на 30, да как гаркнет: прочь отседова, бомж вонючий! Ну я им показал бомжа вонючего, я им выдал! Во дворе куча пенсионеров собралась и, знаешь, поддержали меня...

– Поддержали?

– Точно. Один говорит: ночью им колеса проткнуть надо, чтоб знали. Но это напрасно. У такого красавца колеса протыкать рука не поднимется. Пусть ездит. Но его устройства я уже не увижу.

– Кто ж виноват? – задумчиво произнес солдат.

– Конечно, сам виноват, – согласился бомж и перевел разговор: – Ну как там наши жабы? Еще шевелятся?

К тому времени они создали некоторый запас – пойманных в болоте лягушек посадили в вырытую на берегу ямку, напустили в нее воды, пусть лягушки чувствуют себя бодрее. А чтобы не выбрались и не разбежались, бомж соорудил им сверху решетку из тонких прутьев.

Все светлое время дня он пропадал на болоте. Вблизи лягушек скоро не стало, – то ли он их переловил, то ли, почуяв опасность, те перебрались в другой конец болота. Часто лазить в топь бомж остерегался, а главное – там стали попадаться странноватые лягушки, мутанты, что ли? Несколько раз он ловил экземпляры с двумя парами задних лапок и сперва даже порадовался: больше будет съестного. Но потом побросал всех в воду – неизвестно, что ожидать от этого съестного? Другой раз ему попались небольшие лягушата с неестественно скособоченной головой, одна половина которой превосходила по размеру вторую. Этих также пришлось выбраковать. За последнее время бомж приобрел определенные знания о лягушках, их повадках и нравах, самодовольно хвастался, что разбирается в них не хуже городского профессора. И в самом деле – столько времени провел в болоте наедине с лягушками. Порой его только удивляло, что те никогда не квакали и вообще не издавали никаких звуков, будто утратили свой лягушачий голос. Но различных чудес природы и без лягушек хватало, наверно, не все их мог объяснить и настоящий профессор.

Погода в общем благоприятствовала лесному житью. С утра по реке плыли негустые туманы, на траву выпадала роса. В полдень становилось жарко, и солдат перебирался с берега под сосны. На солнце он чувствовал себя неважно: кружилась голова, временами мутилось в глазах, и он переставал видеть вдали. Но это – от голода, от длительного недоедания, думал парень. О худшем не хотел думать. Воспитывался оптимистом, особенно в школе, да и в армии тоже. Так полагалось. Человек должен верить только в хорошее и в еще лучшее.

Невесело размышляя о разном, солдат с обрыва наблюдал за костром, который едва заметно дымил, храня в себе ненужный пока огонь. Задумавшись, он не сразу заметил, как костерок вдруг взметнул пеплом, сильно задымил, даже заискрил под сильным порывом ветра. Взглянув на небо, парень испугался: из-за бора надвигалась сизая, с завернутыми краями туча; глухо пророкотал дальний гром.

На случай дождя у бомжа была сложена неширокая печурка в обрыве, где хранилось несколько сухих головешек. Обжигая руки, солдат принялся переносить туда мелкие головешки с огнем, совать их в печурку. Но не успел. С неба вдруг обрушился ливень, на прибрежном песке заплясали дождевые пузыри, река задымилась под множеством струй. Костер сразу осел и потух. Уже промокнув в своем бушлате, солдат бросился к печурке, чтобы спасти принесенные туда головешки, но опоздал – с обрыва на печурку обрушился дождевой поток, залил все. Парень в растерянности опустил руки, да так и остался стоять под дождем.

Вскоре с болота притащился бомж, также промокший до нитки, но с кучей лягушек. Тот сразу понял, что случилось, и впервые матерно выругался.

– Что теперь? Сырыми их жрать?..

Он бросил лягушек наземь, и те неторопливо поскакали под дождем в разные стороны. Бомж подошел к размытой печурке и стоял, сердито поглядывая на солдата, который чувствовал себя виноватым. Но что он мог сделать в такой ливень? Бомжу все стало ясно без слов. Вконец расстроенные, они взобрались на обрыв и встали под крайней суковатой сосной. Оба молчали, понуро наблюдая за бушующими водяными потоками. Не скоро еще ливень начал стихать, лениво морося мелким дождем. От обычно бодрого настроения бомжа почти ничего не осталось.

– Что-то мне сегодня, – начал он упавшим голосом, опускаясь на мокрую траву под сосной. – В груди сдавило, не продыхнуть...

Солдат насторожился, дожидаясь, что бомж объяснит, что же произошло, но тот умолк. Недолго постояв рядом, солдат поглядел в моросящее небо и пошел на обрыв. Хорониться от дождя уже не имело смысла, и он спрыгнул на берег.

Положение их ухудшалось. Вроде появилась надежда, нашли способ не умереть с голоду, и на тебе – этот внезапный ливень... Как им теперь без огня? Да и бомж... Не заболел ли? А недавно похвалялся: закаленный организм, никакая радиация не берет. Нет, пожалуй, перед атомной чумой никто не устоит. Все дело в сроках.