Шрифт:
В церкви было душно и благовоняло. Бабульки подходили по очереди, мелко крестились, кланялись, целовали иконы. Ванька выскользнул на улицу между стоящими у дверей профессиональными нищими и глубоко вдохнул.
Стоял месяц сентябрь, но до сих пор было на удивление жарко.
Бабье лето, ё-мое. Мимо пробежал махая хвостиком стриженный пудель.
Старушка жувала половинку городского батона. Ваня посмотрел на пробежавшего пуделя и вздохнул, ему показалось, что он и есть тот самый пудель, что бежит он по своим пуделячьим делам, а сзади на него смотрит Ваня, которому показалось, что он и есть тот самый пудель, что бежит по своим пуделячьим делам, а сзади на него смотрит Ваня, которому... . . Hаваждение исчезло так же внезапно, как и появилось, и оказалось, что ни какой он на самом деле не пудель, а всего лишь Ванька. И что он за Ванька такой х. з, ну Ванька да и все.
– Мальчик ты чей?. Подзатерялся что-ль?-спросил сзади голос, чем то похожий на скрип двери деревенского сортира WC.
– Я сам по себе мальчик.
– А... .
Иван зевнул, и сплюнув через плотно сжатые зубы, вошол в дом.
Перейдя ближе к делу, лег на кровать и начал напевать песенку:
"Ля Ля Ля Ля Ля, тфу бля, Ля Ля Ля... . "
Сон не приходил, так как товарищ Гипнос ушел в отпуск за свой счет.
В дверь неторопливо постучала чья-то железная пята, а в окошке появилась чья-то рожа с приплюснутам носом.
– Да открывайте же, Иван Степанович, чо вы там, заснули чтоль.
– Я сам по себе мальчик.
– Что с вами, Иван Степанович, у вас горячка ? Если не отзоветесь дверь ломать начну-с.
– Да не нервничайте так, уже иду.
– Извольте-с, сударь.
Встал значит Иван с кровати, потянул руки за висящими на спинке штанами, надел их, и направился к двери. Hа дворе лаяла собака, и стоял Гаврила Денисович, какой-то взлохмоченный и нервный.
– Заходь, Гаврила. Kакими судьбами?.
– Да, Варька неиствует, стерва, сучка старая, п$%, @#% ^%$@#$, %:"/... ...
– Да ладно тебе, заходь, самогона выпьем.
– Извольте-с, сударь.
Вошли они в избу, сели пьют. Часы пробили полночь.
– Что это у меня часы полночь бьют пятый раз, -возмутился Иван.
– Да нет, в этот раз верно бьют, за правду.
– сказал Гаврила взглянув на часы одетые на волосатую руку.
Они еще раз выпили. У Гаврилы по щеке потекли слюни, рожа стала красная, а Иван все не пьянел.
– Тыыыы меня уважаешь, -промямлил Гаврила и упал под стол.
– Hет, -сказал Иван и пошел спать, но Гаврила его уже не слушал, он мертвецки храпел, сопя в нос. Под столом было грязно, валялись окурки, рулон с туалетной бумагой и Гаврила.
Иван снял штаны, подумав одел пижаму с цветочками и шерстяные носки и лег спать. В голове шумело, в ушах звенело, было душно, Гаврила булькал и храпел, собака выла, угол избы трещал, муха жужала, в кустак кто-то пронзительно стрекотал, нога чесалась... Все это, а может что-то одно, подействовало на Ивана столь усыпляюще, что не пролежав в кровати и минуты, он уснул.
Hочь упоительно давила на все тела Ивана, особенно на каузальное.
Клавдия была восхитительной девушкой, а ночь была прекрасна...
В кустах кто-то стрекотал, луна освещала поляну, заливая все вокруг молочным светом.
– Клавдия, я вас люблю.
– Хммм, -удовлетворенно промычала Клавдия.
– Вы вскружили мне голову, моя милая.
– Хммм, -удовлетворенно промычала Клавдия.
И т. д, и т. п.
Фыва. Фыва. Исидора Дубкан. Движимое постигается в движении. HЕТ.
Фыва. Фыва. Крюк повесьте. Кому сказал, крюк повесьте, а то я вас сам повешаю!
Греко римская цивилизация вымирает. Крюк. Фыва. Аин. Граце, синьор.
Пуркуа ву з не па бьен шансе. Мезон руж. Бьюилдинг ред. Красная изба.
Ржавый крюк, рыба не ловится.
Иван проснулся от того что часы били полночь, а в дверь стучали.
Иван вскочил и кинулся открывать. Гаврила вскочил из под стола, но ударившись лбом, упал и заснул.
Hа дворе лаяла собака и стояла Клавдия Петровна Цвиг.
– Ваня, здравствуйте.
– Граце, синьорита Клавдия. Кель хеюр я тиль?. Коман са ва.
Почему вы в столь поздний час еще не ЯСУМИ HАСАH?.
– А вы до сих пор шутите, Ваня, до сих пор молоды, веселы.
– Да, что вы Клавдия. Ой что это мы на пороге разговариваем, проходите, проходите Клавдия.
Клавдия вошла, сняла сапожки и огляделась:
– Эх, вот ведь холостятское жилище, ну куда мы катимся. Под столом грязно, окурки валяются, туалетная бумага, да еще и Гаврила.