Входят Человек и его Жена. У Человека красивая, гордая голова с блестящими глазами, высоким лбом и черными бровями, расходящимися от переносья, как два смелых крыла. Волнистые черные волосы свободно откинуты назад: низкий, белый, мягкий воротник открывает стройную шею и часть груди. В движениях своих Человек легок и быстр, как молодое животное, но позы он принимает свойственные только человеку: деятельно-свободные и гордые.

Человек. Опять ничего. Скоро я лягу в постель и так буду лежать весь день, – пускай приходят за мной те, кому я нужен, а сам я не пойду. Завтра же лягу.

Жена. Ты устал?

Человек. Да, я устал и голоден. Я мог бы, как герой Гомера, съесть целого быка, а придется довольствоваться куском черствого хлеба. Ты знаешь ли, что человек не может постоянно есть один только хлеб, – мне хочется грызть, рвать, кусать!

Жена. Мне жалко тебя, мой милый.

Человек. Да, и мне жалко себя, но от этого я не сыт. Сегодня я целый час стоял перед гастрономическим магазином, и как люди рассматривают произведение искусства, так я рассматривал эти пулярки, паштеты, колбасы. А вывески! Они так хорошо умеют рисовать ветчину, что ее можно съесть вместе с железом.

Жена. Ветчину и я люблю.

Человек. Кто же не любит ветчины? А омаров ты любишь?

Жена. Да, люблю.

Человек. Какого я видел омара! Он был нарисован, но он был еще красивее, чем живой. Красный, как кардинал, величественный, строгий, он стоил того, чтобы подойти к нему под благословение. Я думаю, я мог бы съесть двух таких кардиналов и папу – карпа в придачу.

Жена (грустно). Ты не замечаешь моих цветов?

Человек. Цветы? А их можно есть?

Жена. Ты не любишь меня.

Человек (целуя ее). Прости меня! Но, правда, я так голоден. Посмотри, у меня трясутся руки, я даже в собаку не в силах бросить камнем.

Жена (целует руку). Бедный мой!

Человек. А откуда эти листья на полу? От них так хорошо пахнет. Это также ты?

Жена. Нет, это, наверное, соседи.

Человек. Милые люди наши соседи. Странно: так много хороших людей на свете, а человек может умереть с голоду. Отчего это?

Жена. Ты стал так мрачен. Ты хмуришься? Ты видишь что-нибудь?

Человек. Да, предо мной, среди моих шуток, проскользнул ужасный образ нищеты и стал вон там, в углу. Ты видишь ее? Жалобно протянутые руки, заброшенность детеныша в лесу, молящий голос и тишина людской пустыни. Помогите! Никто не слышит. – Помогите, я умираю! – Никто не слышит. Смотри, жена, смотри! Вот, дрожа, выплывают смутные черные тени, как обрывки верного дыма из длинной страшной трубы, ведущей в ад. Смотри: и я между ними.

Жена. Мне стало страшно, и я не могу смотреть в тот темный угол. Ты видел все это на улице?

Человек. Да, я видел все это на улице, и скоро это будет с нами.

Жена. Нет, бог не допустит этого.

Человек. Отчего же он для других допускает?

Жена. Мы лучше других, мы хорошие люди. Мы ничем его не огорчаем.

Человек. Ты думаешь? А я так часто ругаюсь.

Жена. Ты не злой.

Человек. Нет, я злой, я злой! Когда я похожу по улице и посмотрю на все, что нам не принадлежит, у меня отрастают клыки, как у кабана. Ах, как много нет у меня денег! Слушай меня, маленькая женка! Сегодня я гулял вечером в парке, в этом прекрасном парке, где дороги прямы, как стрелы, и красивые буки похожи на королей в коронах…

Жена. А я ходила по улицам города, и там все магазины, такие красивые магазины…

Человек. Мимо меня проходили люди с тросточками, одетые так красиво, и я думал: а у меня этого нет!

Жена. Нарядные женщины в изящных ботинках, делающих ногу красивой, в прекрасных шляпах, из-под которых глаза сверкают так таинственно, в шелковых юбках, издающих загадочный шелест, – проходили мимо меня, и я думала: а у меня нет хорошей шляпки, нет шелковой юбки!

Человек. Один нахал толкнул меня плечом, но я показал ему свои клыки, и он позорно спрятался за других!

Жена. Меня толкнула нарядная дама, но я даже не посмотрела на нее: так было мне неловко!