Армия получила приказ конфисковать это оружие, а в случае необходимости применить силу и открыть огонь. Но эти приказы не были выполнены частями центрального военного округа, на которые возлагалось их осуществление. Обнаружились симптомы деморализации и в других частях. Многие члены Эцела, которые вступили в армию, покидали свои подразделения, чтобы присоединиться к людям Бегина. Поэтому было решено поручить выполнение этого задания моему батальону. Мы должны были выйти к морю в районе Кфар-Виткина и захватить склад оружия. Сам Кфар-Виткин был в то время в руках Эцела, и мы должны были ворваться в него с боем. Я заверил командира бригады, что мы выполним приказ правительства, выйдем к берегу у Кфар-Виткина и займем селение.

У меня было тяжело на сердце. Мне никогда не могло прийти на ум, что может сложиться ситуация, при которой армия Израиля будет вынуждена воевать против евреев. Но я не сомневался в том, что должен выполнить этот приказ. Бен-Гурион был не только наделен высшей властью в стране в качестве главы правительства. В моих глазах он обладал также непререкаемым личным авторитетом.

Мой батальон командос был еще в стадии организации. Он был сформирован лишь за четыре недели до этого, еще не участвовал в боях, и новобранцы не окончили курса боевой подготовки. Он состоял из трех рот механизированной пехоты на джипах и бронетранспортерах и одной вспомогательной. Три роты состояли из добровольцев, принадлежавших к разным слоям общества. Одна из них, которой командовал Ури Барон из Нахалала, была укомплектована исключительно мошавниками, киббуцниками и фермерами. Другая состояла из тельавивцев, и ею командовал Акива Саар. Командиром третьей был Дов (Яаков) Гранек по прозвищу 'Блондин'. Он был членом Лехи, и все его люди были членами Лехи или Эцела. Понятно, что я не мог послать эту роту участвовать в операции, направленной против Эцела, и мы ограничились двумя ротами.

К Кфар-Виткину мы подошли к вечеру и застали ворота запертыми. Поселение было погружено .в непроницаемую темноту. Стояла полная тишина. Мы взломали ворота, продвинулись до центра поселения и вошли в канцелярию секретариата. Здесь мы увидели членов совета, озабоченных и растерянных. Они сидели понурившись за столом, на котором горела керосиновая лампа. По их словам, командиры отряда Эцела объявили, что если они не обеспечат их людей всем необходимым, то те возьмут все сами, и притом силой. Секретарь совета Свердлов открыл пекарню и склад и отдал им все продукты питания, какие у него были. Но не это удручало их. Они опасались, что произойдет столкновение между Эцелом и регулярными войсками, и приказали всем жителям поселения потушить свет и спать на полу.

Я не верил своим ушам и глазам. Люди Кфар-Виткина были очень близки нам, нахалалцам. Многие из них учились крестьянскому труду в Нахалале, и я хорошо знал их. Я сказал им, чтобы они зажгли свет, вышли из своих домов и вернулись к нормальной жизни. Им нечего и некого бояться. Эцел, сказал я, мы берем на себя.

Мы повернули к берегу моря. Командиры рот установили места сосредоточения сил Эцела и местонахождение их складов оружия и расположили свои роты полукругом. Завершив окружение сил Эцела, мы предложили им сдаться. Формального ответа на свое обращение мы не получили, но по одному из наших бронетранспортеров был открыт огонь из базук. Двое наших солдат были убиты. Мы открыли ответный огонь, и перестрелка велась по всей линии.

За эту ночь мой батальон потерял двоих убитыми и шестерых ранеными, а Эцел двоих убитыми и восемнадцать ранеными.

Ночью 'Альталена' снялась с якоря и отплыла на юг, к Тель-Авиву. Утром триста бойцов Эцела, которые были на берегу, заявили нашим солдатам, что они готовы передать оружие армии. Было достигнуто соглашение. Две роты моего батальона вернулись на базу в Бет-Левинский. Бой за Кфар-Виткин длился недолго, но с прибытием 'Альталены' столкновения перекинулись на Тель-Авив и приняли ожесточенный характер. Судно село на мель неподалеку от торговой части города, против гостиницы 'Риц'. На нем все еще оставалась половина груза: ружья, автоматы, авиационные бомбы, динамит, снаряжение. Большинство репатриантов, прибывших на 'Альталене' -- их было 850 человек -- сошли у Кфар-Виткина на берег.

Когда занялся день и 'Альталена' предстала взорам горожан, на набережную стали стекаться толпы людей. Многие из них были праздными зеваками, но попадались бойцы и сторонники Эцела, которые спешили на помощь своим товарищам. На берегу, против 'Альталены', было развернуто подразделение израильской армии. Вскоре вспыхнул бой, сопровождавшийся перестрелкой между солдатами и бойцами Эцела, которые находились на судне и на берегу. В центре Тель-Авива евреи сражались против евреев. Наблюдатели ООН и иностранные журналисты следили за происходящим с удовольствием, а израильские граждане и школьники -- с болью и слезами.

Прошло несколько часов. Выяснилось, что воинские части не могут овладеть 'Альталеной' или даже установить контроль над побережьем без значительных подкреплений и более целенаправленного применения оружия. Привезли полевое орудие. Введение его в действие было сопряжено с большой опасностью. Попади снаряд в судно с грузом взрывчатых веществ на борту, оно взлетело бы в воздух. В 4 часа дня был получен приказ открыть огонь по 'Альталене' из орудий. Второй снаряд попал в судно. Вспыхнул пожар. Экипаж и бойцы Эцела покинули 'Альталену', одни вплавь, другие на надувных плотах, пытаясь как можно скорее удалиться от судна и добраться до берега. Огонь перекинулся на трюм, снаряжение взорвалось и 'Альталена' запылала. Четырнадцать членов Эцела и один солдат погибли.

Бой окончился, но ненависть между братьями достигла кульминации. Менахем Бегин выступил по подпольному радиопередатчику Эцела с речью, полной страстных нападок и резких обвинений против Бен-Гуриона. Эцел обнародовал заявление, в котором глава правительства Израиля величался безумным диктатором, а его кабинет -- правительством преступных властолюбцев, предателей и братоубийц.

Бен-Гурион ответил на эти обвинения на заседании Народного Совета Израиля, созванного на другой день после инцидента. В своем выступлении Бен-Гурион сказал, что Израиль ведет борьбу не на жизнь, а на смерть с арабскими армиями, которые вторглись в страну и еще попирают нашу землю. Иерусалим окружен частями Арабского легиона, располагающего тяжелой артиллерией. Дорога в Негев в руках египтян. Некоторые еврейские поселения на севере (например, Мишмар ха-Ярден) захвачены сирийцами. В такой момент и при такой ситуации существование среди нас вооруженных еврейских групп, не контролируемых правительством, представляет огромную опасность для обороноспособности еврейской общины страны. Эпизод с 'Альталеной' был наиболее трудным испытанием, с которым столкнулась страна после кровавого вызова, брошенного ей вторжением арабских армий. Особенно запомнилась людям Лехи одна фраза из речи Бен-Гуриона: 'Благословенна пушка, которая пустила на дно 'Альталену'. Она была впоследствии переиначена в крылатое выражение: 'священная пушка', -- хотя Бен-Гурион никогда не говорил этого. Члены Эцела превратили это слово в символ горечи и ненависти, которые они испытывали по отношению к Бен-Гуриону. Чтобы уничтожить 'Альталену', потребовалось несколько часов, но для примирения Бен-Гуриона с Бегином понадобилось почти двадцать лет. В роли 'примирителя' выступил президент Египта Гамаль Абдель Насер, который решил начать войну против Израиля.