–  Не бойся, кхоки, я тебе помогу!

Внимательный осмотр больной подтвердил, что у нее аппендицит.

–  Нужно делать операцию, - негромко сказала Майя.
– Баба, немедленно разожгите огонь и вскипятите ведро воды.

Старик вышел. Казалось, прошла целая вечность, пока он вернулся с кипятком.

Майя старательно вымыла руки, подготовила больную и выпроводила старика. Теперь она осталась наедине с больной, с глазу на глаз с болезнью, которую нужно одолеть любой ценой.

Больная уже не сопротивлялась и не стонала. Только мелкие капельки пота выступили у нее на крыльях носа да безвольно, в глухом стоне, приоткрылись запекшиеся, по-детски пухлые губы.

–  Все будет хорошо, кхоки… - уговаривала ее Майя, готовя маску для наркоза.
– Сейчас ты уснешь и не почувствуешь боли…

Но больная не верила, нет! Она готовилась к смерти и молчала, не сводя ненавидящего взгляда с той, кого считала своей губительницей. Ее взгляд навсегда врезался в душу Майи.

В нормальных условиях самую простейшую операцию проводят два, а то и три человека - хирург, ассистент, наркотизатор. А здесь Майе пришлось все делать самой.

Операция не очень сложная, но и не очень легкая. Конечно, не затягивай старик до вечера, больной было бы лучше: воспаленный аппендикс нужно удалять как можно скорее. Пока еще не поздно…

Майя слышала под окном шаги Андрея, его нервное покашливание. Дорогой, он так волнуется! А волноваться и нечего. Какое счастье, что у этой девочки аппендицит, а не перитонит, например!

Майя верила в счастливый исход операции и поэтому загадала: если все кончится благополучно, она станет женой Андрея. Девушка хотела этого, любовь придавала ей новые силы, решительность, уверенность. Почему-то вспомнился вечер, когда Андрей сумел покорить Самума и впервые предстал пред нею воплощением силы и энергии. Тогда она тоже загадывала… Но разве можно сравнивать эти два вечера? Тогда Майя была просто ребенком, невзирая на свои двадцать два года. Теперь она полюбила и узнала цену самопожертвованию во имя любви.

"Ты должна поправиться, кхоки!" - просила, убеждала, приказывала Майя, а ее пальцы привычно делали свое, удаляя поврежденное, зашивая разрезанное. На шов легла последняя скобка, и Майя вздохнула с облегчением.

–  Заходите, баба!
– позвала она старика.- Ваша жена почти здорова. Она скоро проснется. Я останусь возле нее, пока состояние не станет вполне удовлетворительным.

–  Спасибо, мэм-сагиб, спасибо!
– старик расчувствовался.
– Не нужно, нет! Мэм-сагиб устала, она должна отдохнуть…

–  Ничего, я отдохну завтра!

Разговаривали на английском языке, которым владеют некоторые индийцы. Но индиец так коверкал слова, что Майя решила перейти на родной язык.

–  О,- удивился старик,- мэм-сагиб знает хинди? Да еще так хорошо, будто жила в Бенгалии много лет?

–  Я и жила здесь, баба!
– с улыбкой ответила Майя.- Мой отец - индиец. Я дочь раджи Сатиапала.

Еще не закончив фразы, она увидела, как старик заморгал глазами, отшатнулся и, схватившись руками за голову, прислонился к стене.

–  Вам плохо, баба?
– озабоченно спросила девушка.

Старик злобно дернулся, вытянул палец к двери и зашипел:

–  Почему не сказала раньше?! Почему не сказала?! Прочь отсюда! И знай, что кровь моей жены падет на голову тебе, твоим детям, твоим внукам и правнукам вплоть до десятого колена!

Девушка ничего не понимала. Она пыталась успокоить старика, но тот твердил свое "прочь!".

Едва сдерживая слезы, Майя выбежала из комнаты. На пороге ее встретил Андрей.

–  Что случилось, Майя?.. Почему хозяин кричит?.. Больная умерла?

В его голосе было столько беспокойства, столько тревоги, что Майя едва сдержала желание броситься на грудь любимому.

–  Нет, нет! Мне кажется, все в порядке. Но старик… Я не знаю, чего он хочет. Пойдите к нему, уговорите… Нужно же кому-то остаться возле больной…

Андрей направился в хижину. Старик встретил его на пороге неразборчивыми выкриками, угрозами, проклятиями. Можно было понять только одно: мусульманин испуган тем, что операцию его жене делала не русская, а индийская женщина.