Ляля выключила воду и услышала, что Князь проснулся. Он уже не храпел, разговаривал с кем-то. Сначала Ляля решила, что по телефону. Слов она разобрать не могла, но интонация и голос Нодарика ей не понравились. Что-то случилось. Князь говорил быстро, возбужденно, с сильным акцентом. Она давно заметила: грузинский акцент у него появлялся в минуты волнения и страха. Потом раздался тихий грохот и короткий сдавленный стон. Лялю как током шарахнуло. Нодарик был не один в квартире.

— Нэ-эт! — вопил он. — Нычэго нэ знаю! В натурэ, мужикы, ничэго!

В спальне происходила крутая разборка. Совсем крутая. Ляля поняла это не только по грохоту, стону и ужасу, который дрожал в осипшем голосе Князя, но и по вкрадчивым, совсем тихим голосам незваных гостей. Кто они? Сколько их? Чего хотят? Лялю от них отделяла всего лишь тонкая дверь ванной комнаты, пока что запертая на задвижку, но в любую минуту ее вышибут ногой. Может, это люди Лунька? Однако с чего бы Лунек прислал своих «быков» к Ляле домой ранним утром? Князь и так прочно сидит на крючке… А если это Голубь? Он ведь запросто мог узнать, что его человека подсадили на крючок с Лялиной помощью.

Ляля нервно вбивала кончиками пальцев нежный крем в распаренную кожу. Пальцы дрожали. Если это люди Голубя, тогда плохо. Хуже некуда. И что теперь делать?

Она едва успела закутаться в белый махровый халат, туго затянуть поясок, а по двери уже кто-то шарахнул ногой. Задвижка отлетела. Ляля вздохнула с облегчением. На пороге ванной стоял Митяй, один из боевиков Валеры Лунька.

— Привет, — сказала Ляля, — что за базар в моей квартире? И зачем дверь ломать? Постучать нельзя?

Митяй ничего не ответил. Ляля, надменно вскинув подбородок, прошла в спальню. Голый Нодарик валялся на полу. В кресле сидел сам Лунек. Его жесткие, холодные прищуренные глаза смотрели прямо на Лялю. Тонкие губы были неприятно поджаты.

— Здравствуй, Валерочка, — Ляля попыталась улыбнуться, — что случилось?

— Где этот козел был ночью? — тихо спросил Лунек, продолжая сверлить Лялю колючими прищуренными глазами.

Глаза у него были какого-то неопределенного цвета, то ли серые, то ли желтые.

— Как где? У меня. — Ляля уселась в кресло напротив Лунька. — Слушай, ты, может, объяснишь, в чем дело?

— Ты точно знаешь, что он всю ночь был с тобой? Нодар что-то невнятное простонал с пола. Ляля не поняла, когда они успели его так отделать. Спасибо, крови нет, ковер в спальне дорогой, светлый, потом никакими чистящими средствами пятна не выведешь. Но Митяй поработал аккуратно, бил по внутренним органам. Один-два удара, никаких следов, даже синяков не видно, а человек уже лежит скрюченный, готовый на все.

— Ну, я, конечно, не стерегла его, — пожала плечами Ляля, — я спала.

— Крепко?

— Будто не знаешь, что я сплю как сурок, — усмехнулась Ляля и сверкнула на Лунька своими синими ясными глазами.

Полгода назад у них с Луньком была короткая любовь. Из всех девочек в клубе Валера выбрал ее одну, и не просто для забавы, а потому, что понравилась она ему всерьез. Больше ни на кого не глядел. Он вообще отличался от прочей блатной братии благородством и строгостью. А главное, было в нем нечто мужское, рыцарское. Его, например, волновало, нравится он Ляле как мужик или она так, по долгу службы… Он сказал ей прямым текстом: если ты против, так я не настаиваю и не обижусь. Ляля знала: это не пустые слова — и была Валере Луньку искренне признательна. Даже и не притворялась с ним, не играла в любовь, а почти любила. Еще немного, и осталась бы с ним надолго, бросила свой клуб, была бы ему верна, ему одному… Он, правда, так и не предложил. Но она была готова… — Хозяина твоего сегодня ночью замочили, — сообщил Лунек и закурил.

Ляля не выносила табачного дыма по утрам, на голодный желудок.

— Как? — спросила она хрипло, поперхнувшись кашлем. — Кто?

— Значит, спала, говоришь… А вот если бы он, козел-лаврушник, смылся бы из-под твоего одеяла куда-нибудь на пару часов, ты бы заметила?

— Валер, ты думаешь, он? — испуганно прошептала Ляля и покосилась на скорченного, постанывающего Князька. — Да брось. — Она покачала головой. — Зачем ему?

Валера не счел нужным отвечать, только усмехнулся.

— Глэб минэ прастыл… в натурэ… — простонал с ковра голый Князь, — нэ такые бабкы, чтобы я стал пачкаться.

Ляля заметила, что Нодар постепенно приходит в себя. Он уже очухался от страха и боли, он понял, что надо соображать, а не стонать.

— Валер, добавить ему, что ли? — вяло предложил молчавший все это время Митяй.

— Не надо, — покачал головой Лунек, — пусть встанет и портки наденет. Не такие бабки, говоришь? — Он наблюдал, как голый Князь тяжело поднимается с ковра. — Так чего же не заплатил? Проиграл — надо платить. Разве не знаешь?

— Я бы заплатил. — Нодарик натягивал джинсы на голое тело, никак не мог попасть ногой в штанину. — Я и собирался, я ж знаю, это западло… но не сразу. Мы с Глебом были друганы. Он знал, что я отдам, не стал счетчик включать.

Ляля загрустила. Кому теперь достанется казино? Конечно, она без работы не останется, однако ей не все равно, где танцевать стриптиз. Публика далеко не везде одинаковая, и охрана, и деньги… Ляля вдруг подумала, что, если б знала, кто замочил хозяина, сама бы, своими руками могла прикончить гада. Не потому, что Глеб Калашников был ей так дорог. Просто с его гибелью в Лялиной жизни, пусть далекой от радужной мечты, но стабильной, вполне терпимой, многое менялось. Не в лучшую сторону. Наверняка не в лучшую… А может, и правда. Князь не выдержал, испугался, денег пожалел? Ведь все равно придется отдать. Пусть позже, но придется, иначе клеймо на всю оставшуюся жизнь.